Аесма и Красноглазый Король

Часть 2

         Огам озадачился, но был спасен, когда Боратус Серебряных Весов врезался в него своей шестиколесной колесницей, сбив его с ног и избавив от необходимости отвечать. Остальные десять богов справедливости сразу же вместе набросились на Огама с палицами, шестами и священными посохами, и начали его неистово избивать. Аесме это показалось уморительным.

         – Ты, злобное отродье! – сплюнула Йис-Ператор Корона Правды. – Как осмелилась ты стоять там и гоготать? Изыди. Мы наказываем тирана Огама за его пьяные непотребства, совершенные над Владычицей Башни Лепестков.

         – Ох и хреново же у вас получается, – заметила Аесма, давясь смехом. И то была чистая правда. Огам вырос высотой в десять этажей, так что удары богов справедливости для его могучей шкуры были, что спичечные тычки. Боги набросились на него в надежде распять его осколками лунного света, но прежде чем они смогли пронзить его, тот отрастил множество рук, схватил их за плащи и обрушил на них град ударов, которые нормальных людей бы измололи в кашицу.

         Ператор сжала свой шест так, что костяшки побелели, и окинула Аесму презрительным взглядом.

         – Тогда поди прочь. Разве тебе больше нечем заняться? – прорычала она. Богиня всерьез раздумывала, чтобы прогнать Аесму посохом, как уже неоднократно делала прежде.

         – Не собираюсь, пока Огам не скажет, кто мне ровня! – возразила Аесма.

         – Тупица! – фыркнула Ператор. – Кто угодно затруднился бы найти тебе равного в греховности. Вряд ли найдется кто-то с душой столь же запятнанной злом, кроме, разве что, Красноглазого Короля, которого держат в Горниле Наказаний, и он исключителен в своих свершениях!

         Ператор осознала свою ошибку, но было уже слишком поздно, ибо Аесма вскочила в свою колесницу и взмыла в небо.

         Горнило Наказаний было ужасным местом. Однажды старому богу Муаму не понравилось, под каким углом солнечные лучи падали на его гору. И в связи с этим он совершил трудное путешествие до края вселенной, где нашел одно из древних деревьев, что поддерживали углы мироздания, и выстругал из одной из ветвей жердь в два с половиной миллиарда лиг длиной. Дотащившись обратно от края до центра и воткнув там жердь глубоко в землю, он провернул на ней мир, как на оси, на пять градусов, и был тем доволен.

         Мировая ось была изъята, но дыра, оставленная ею, осталась. И на полпути до дна той дыры располагалось Горнило, которое было погружено в вечный хтонический мрак. То была могучая крепость, железный сосуд, полный до краев худших и самых презренных существ, оскверняющих землю, и по этой причине он был заключен так глубоко и далеко от взглядов невиновных. Горнило было приковано к стенам ямы гигантскими цепями, достаточно большими, чтобы по ним мог пройти человек, и у него было сто и еще пять часовых – могущественных святых порядка, облаченных в белые скорбные одеяния. Каждый святой погрузил свои глаза в ртуть, сделав их слепыми к мирской суете, но способными четко распознавать скверну в душе любого посетителя. Именно по этой причине, когда прибыла Аесма, все сто и еще пятеро с огромной прытью скатились со своих сторожевых вышек и собрались в боевые порядки.

         Сперва святые были в ужасе, потому что очень ясно осознали, что пред ними предстало потрясающе злое существо, и на мгновение даже подумали, что сбежал один из их заключенных. Но потом они узнали Аесму, и общий тяжелый стон пронесся над ними.

         – Я здесь за Красноглазым Королем! – провозгласила Аесма.

       – Король не никогда узрит земли поверхности вновь, – выкрикнул один из святых. – Он в ясных и понятных выражениях провозгласил свою враждебность силам добра. Он поглотитель солнца и разрушитель мира, тиран и демон незамутненной злонамеренности.

– Звучит просто восхитительно, – улыбнулась Аесма. – Так когда я смогу его увидеть?

         Святые сощурили серебряные глаза и выставили копья в сторону Аесмы, словно изгородь из лезвий, потому что хорошо ее знали.

         – Никогда! – прозвучал слитный возглас.

– Великие святые! – взмолилась Аесма. – Прошу, смилуйтесь над бедной отчаявшейся девушкой! Я всего лишь хочу взглянуть на этого злобного короля. Ну, должно же быть какое-то задание, которое я могу выполнить, чтобы доказать вам свою полезность?

С великой неохотой святые приподняли свои копья на частичку дюйма, потому что в голосе Аесмы послышалось истинное отчаянье. Они принялись за тихое и мрачное обсуждение, поскольку среди них жила общая вера в искупление, как бы ни была мала его вероятность. Среди многих великих богов справедливости считалось, что Аесма на самом деле тупица, и ее не следует обвинять в обширном и разнообразном списке ее проступков против общего блага.

– Так и быть, – хмыкнул один из святых. – Вот тебе задания. Во-первых, найди имена сорока двух истинно непогрешимых людей. Ибо, если взор твой недостаточно проницателен, чтобы найти непорочность среди упадка этого мира, то нет у тебя способа пройти сквозь эти залы с чистыми намерениями.

– Хорошо, – сказала Аесма.

– Следом ты должна принести нам сердце левиафана, которое дается лишь тем, кто ведом праведными целями.

– Хорошо, – сказала Аесма.

– И еще ты должна знать, – продолжал святой, – что не можешь вырезать сердце или отобрать его насильно. Оно должно быть живым, и мы должны увидеть доказательство его добровольного подношения. Даже величайшие из рыцарей-искателей были отвергнуты одним из могущественных зверей за малейшие признаки зла.

– Затем ты отправишься на святую гору Сабот-Ур, где монахи Пустого Голоса хранят тишину. В течение года и дня ты должна обитать на этой горе и не произнести ни слова. Ты должна отринуть всю свою собственность и стать столь же обнаженной, как в день своего рождения, но избавив себя ото всех похотливых стремлений и чаяний плоти. Ты должна отбросить свои боевые воплощения и приспособленные для насилия формы. Ты должна избавиться от поэзии разрушения, сломать свое оружие и очистить свои легкие от дыхания смерти. Принеси нам тогда пайцзу от тамошнего аббата, которая докажет, что ты прошла эти испытания. С сердцем и пайцзой, лишь с тем и другим, мы позволим тебе глядеть на злобного Короля.

– Звучит слишком сложно, – возразила Аесма. – Давайте вместо этого подеремся.

К великому ужасу святых, это и произошло. Битва длилась полтора дня. И так много раскаленной крови Аесмы разбрызгалось вокруг, что она проплавила три железных цепи, которые удерживали Горнило на месте, и то накренилось. Позже из-за этого Горнило, качнувшись, врежется в стену ямы и треснет, выпустив на поверхность сто пятьдесят самых злых существ в мире, которые натворили столько бед, что потребовалось несколько войн и поддержка не менее двенадцати высших богов битвы, чтобы отловить их.

         Святые были очень могущественны и смогли сразить, по меньшей мере, пять боевых обликов Аесмы, но к концу боя она всех их сбросила в яму, куда они падали семьсот лет, прежде чем ударились о дно и начали свое трудное восхождение обратно. Она выдернула копья из своей плоти, проломила врата Горнила и похромала вглубь его тесных и запутанных коридоров. Там, внутри самой глубокой ямы, она увидела крошечную тюремную клетку с прутьями из раскаленного докрасна железа, что постоянно обжигали своего постояльца. И обитателем этого жестокого узилища был покрытый угольно-чёрной дымящейся кожей Красноглазый Король.

         И воистину, как сразу увидела Аесма, то было существо исключительной злобы. И хотя кожа его почернела от огня и до кровавого мяса растрескалась из-за его темницы, ни один его мускул не дрогнул от этих ужасных пыток. Клубы темных маслянистых испарений поднимались от обугленного тела, и лицо его было лицом жестокого тирана. Но самой заметной его особенностью были глаза, которые горели безумным и голодным красным светом. Когда Аесма увидела эти глаза, то сразу поняла, что это искры ужасного темного пламени, что пожрет целый мир, если дать ему разгореться.

         Они были как прорези, из которых лился свет разрушения, который озарит конец вселенной. Именно по этой причине Аесма мгновенно влюбилась в него.

Аесма и Красноглазый Король

Часть 3

         Это стало серьезной проблемой для Аесмы, ибо прежде она не испытывала любви ни в каком ее проявлении, поэтому сначала ей показалось, что она сильно заболела.

– Прекрати немедленно! – задохнулась она, схватившись за грудь. – Ты используешь какое-то грязное искусство, чтобы взорвать мое сердце!

– Ты что еще за негодное недоразумение? – скривился Красноглазый Король. Голос его был похож на пересыпающийся прах, и поговаривали, что единожды услышав, его уже нельзя было забыть до конца своей жизни. Он мог превратить нормального человека в лепечущее, разбитое ужасом нечто. Аесма же просто влюбилась еще немного.

– Ты! – закричала она, тяжело дыша и покрываясь потом. – Я требую, чтобы ты стал моим мужем!

Красноглазый Король не ответил, и Аесма была ошеломлена. Большинство своих проблем она решала довольно просто – избивая их в кашицу, но ее обычный подход, похоже, был неприменим в данном случае. Она основательно застопорилась.

– Я изобью тебя в кашу! – проговорила она нерешительно.

– Странно угрожать таким человеку в клетке, – хмыкнул на это Красноглазый Король. – Я отказываюсь.

Сердце Аесмы снова подскочило, и, к ее огромному удивлению, ее лицо исказилось в страдальческой гримасе горя, и раскаленные слезы пролились из ее глаз бурными ручьями, прожигая железный пол.

– Да что же ты творишь со мной! – взвыла она в замешательстве.

– Ничего, – недоуменно ответил Красноглазый Король.

Но Аесма его уже не слышала, потому что она бежала, плача и рыдая, из самой глубокой ямы Горнила к его выходу, и слезы ее прожигали дыры в полу на всем ее пути. И как только она выскочила наружу с невидящими дымящимися глазами, она нашарила мельчайшую частичку вещества, которую только могла, и аннигилировала эту частицу во взрыв столь мощный, что языки белого пламени рванули вверх и вниз по штольне и вышвырнули ее прочь из ямы на поверхность, где она схватила луч света и сломила из него дверь, сквозь которую могла бы путешествовать. Когда она проскочила сквозь эту дверь, ее встретил ясный и непоколебимый свет, ведь она вернулась в единственное место, где, по ее мнению, должны были хоть что-нибудь знать о мужьях – Храм Солнечного Диска.

Приземлившись, Аесма взбежала по ступеням храма, истекая раскаленными слезами, и так исступленно забарабанила в двери великого храма, что те слетели с петель. Они пролетели сквозь полуденное собрание, отправив прихожан в полет и полностью уничтожив большой и величественный Алтарь Философии. В любое другое время Аесма нашла бы это забавным, да только слезящиеся глаза и прыгающее сердце до ужаса пугали ее, поэтому, когда сотни мужественных священников храма собрались, чтобы избить ее посохами, то обнаружили, что она сердечно извиняется, чем были невероятно потрясены.

– Что со мной не так? – воскликнула Аесма.

Священники начали торопливое и бурное обсуждение, после которого Иерофант сказал:

– Похоже, тебя мучает разбитое сердце.

– Я думаю, что умру! – пожаловалась Аесма.

– Уверяю тебя – этого не случится, – успокоил ее Иерофант без особого сочувствия в голосе. – Но как ты оказалась в таком положении?

– Я нашла себе мужа, как вы и предлагали, – рассказала Аесма. – Но он не женится на мне!

Громкий многоголосый ропот вознесся над жрецами, и они вступили в жаркие споры. Некоторым из них сразу же захотелось палками выдворить Аесму прочь, независимо от правдивости ее слов. Другие не могли поверить, что столь злобное существо смогло полюбить. Но мнение, которое в конце концов взяло верх, было скорее самообманом и навеяно совершенно ошибочным пониманием ситуации: если Аесма действительно нашла мужа, то станет намного более полезной, имея человека, который бы смирял ее чудовищные и мерзкие привычки. Священники были твердо уверенны в том, что нравственный авторитет хорошего мужа может извлечь светлые женские добродетели даже из самых ничтожных существ, и потому они перестали видеть в Аесме примитивную и гнусную тварь, не заслуживающую искупления, и стали считать ее своим великим достижением и подтверждением собственной праведности. В своих просвещенных умах они принялись воображать влияние и репутацию, что дало бы обуздание и укрощение Аесмы, самой скверной и презираемой из богинь. То была невероятная ошибка.

– Аесма Тен Йондам, – подбоченился Иерофант, – ты действительно хочешь мужа? Ты нашла мужчину, способного противостоять твоим женским чарам? Жрецы этого доброго и святого храма вряд ли могут поверить, что ты и вправду смогла.

– Но я смогла! – возразила Аесма и вытерла глаза от огня. – Что же мне делать?

– Ты должна пообещать подчиниться его высшей воле, – строго начал Иерофант. – Общепринято, что женщина должна делать для своего мужа три вещи: готовить ему пищу, латать его одежду и повиноваться каждому его приказу без вопросов. Взамен он будет тебе защитником, проводником и советчиком и не поднимет на тебя руки в гневе. Иди к своему избраннику и пообещай ему это, и он обязательно возьмет тебя в жены.

Аесма едва сдерживалась, чтобы не избить Иерофанта, потому что она ненавидела заповеди, а еще ненавидела, когда перечисляют по три вещи. Но единственный раз в своей жизни ее отчаянное желание заполучить мужа пересилило ее природный инстинкт – применить насилие непосредственно к своим проблемам. Это было для нее крайне обременительно, но не было равных Аесме среди богов в силе стремления, ибо она была Мастером Желания. Поэтому, когда жрецы увидели, как ее корежит от их заповедей и в страхе вскинули свои шесты, Аесма просто опустилась на колени и довольно неловко склонила голову, потому что была непривычна к подобным вещам.

– Я сделаю, как вы говорите, – сказала она, и дрожащим голосом повторила все, что сказал ей Иерофант.

Жрецы были в восторге.

– Иди же, и приведи сюда своего мужа, – напутствовали они ее. – И мы соединим вас узами священного брака, под сенью великого Солнечного Диска.

Они были крепко убеждены, что была одержана великая победа нравственности, и с огромной гордостью и воодушевлением глядели на Аесму, когда та схватила солнечный луч и отправилась на нем обратно в Горнило Наказаний.

Аесма и Красноглазый Король

Часть 4

Аесма так спешила добраться до пробитых ворот Горнила, что, очень уж неловко приземлившись, заставила всю крепость раскачиваться из стороны в сторону. Она бросилась в ее мрачные залы, переполненные воплями злобных тварей, заключенных внутри, и, торопясь изо всех сил, предстала перед крохотной, докрасна раскаленной клеткой Красноглазого Короля.

– Я вернулась! – выдохнула запыхавшаяся Аесма.

– Чем ты занимаешься? – озадачился Красноглазый Король, потому что он вправду видел, как Аесма пытается совершить что-то, чему, похоже, противилось все ее естество.

– Пытаюсь поклониться, – объяснила Аесма. Это заняло у нее большую часть утра, и даже тогда она смогла продержаться не больше пяти секунд кряду. Но в эти пять секунд она сказала следующее:

– Я обещаю, что, если стану твоей женой, то стану готовить тебе пищу, латать твою одежду и повиноваться каждому твоему приказу без вопросов. Взамен, ты будешь мне защитником, проводником и советчиком и не поднимешь на меня руку в гневе.

Король внимательно обдумал это предложение и понял, что оно таит в себе множество прекрасных возможностей, которыми следовало бы воспользоваться, ибо его злобный разум был столь же извращен, как Аесмин, и так же мог согнуть мир в угодную ему форму. Это было источником его власти.

– Я согласен, – сказал он, и его красные глаза воспылали еще ярче.

Аесма, едва сдерживаясь, запрыгала от радости, от чего вся крепость начала лишь сильнее раскачиваться и трястись.

– Что мне сделать, муж мой? – с готовностью спросила Аесма.

– Выпусти меня из этой клетки, – приказал Красноглазый Король.

Тут же Аесма изо всех сил ударила по клетке, высекая из сгибаемых прутьев снопы искр. Прутья были раскаленными добела и очень твердыми, и довольно сильно обожгли Аесму, но та была так поражена накрывшей ее любовью, что едва заметила это.

– Ах, как же я слаб, – прошептал Красноглазый Король, когда Аесма вытащила его из клетки.

И Аесма увидела, что это правда, потому что Король был весь обуглен и так страшно худ из-за заключения, что едва мог держаться на ногах. Аккуратно поддерживая, она начала хлопотать над ним.

– Что я могу сделать для тебя, муж мой? – спросила она, отчаянно нуждаясь в его благосклонности.

– Пожалуйста, приготовь мне мою любимую пищу, – попросил Красноглазый Король.

– Любимую пищу? – повторила Аесма, которая не ожидала, что ей когда-нибудь на самом деле придется готовить.

– Да, – подтвердил Красноглазый Король, и его глаза сверкнули свирепой злобой. – Слива из личного сада ЙИСУН. Я постоянно ел их, когда был свободен, и сейчас я жажду их сладости. Если ты и вправду хочешь стать моей женой, то вот она – помощь, в которой я нуждаюсь.

– О, ну это легко! – просветлела Аесма. Уж она-то была очень рада, что ей не придется готовить, и даже не задумалась над тем, о чем просил король. Ибо сливы из сада ЙИСУН могли даровать вечную жизнь, их соки разжигали телесное пламя до безмерной, бурлящей яркости, так что любой, вкусивший их, становился практически непроницаем для вреда.

Аесма, не слишком церемонясь, уронила Красноглазого Короля и бросилась за плодом, очень скоро она вернулась с блестящей сливой из сада ЙИСУН, пухленькой и спелой. Обычно Сад охранялся десятирогим оленем, который был непреклонен в исполнении своего долга, чрезвычайно спокоен и считался самым могучим бойцом во вселенной, ибо широкие стволы сливовых деревьев были завалены костями его врагов. Но когда Аесма прибыла туда и попросила сливу, чтобы угодить своему мужу, олень был настолько ошеломлен тем, что Аесма вышла замуж, что полностью растерялся на целых три секунды, чего более чем хватило Аесме, чтобы сорвать сливу и улизнуть.

– О, превосходно, – обрадовался Красноглазый Король. – Теперь же накорми меня, жена.

И Аесма стала скармливать ему сливу по кусочку. И с каждым кусочком Красноглазый Король начал поправляться, гарь и струпья отваливались с его плоти, раны его затворялись, а сам он становился все больше и больше ростом, пока не стал втрое выше Аесмы. И увидела она, что то был король-тиран с кожей цвета ночной синевы и буйной гривой волос, подобных клубку теней, и с клыками и бивнями, выступающими из его черных губ. Его ногти были жестокими когтями, руки словно отлиты из железа, а ладони столь велики, что, казалось, могли ломать мужские шеи как тростинки. И поэтому Аесма влюбилась еще чуть больше.

– О муж мой, – заметила Аесма, краснея и хихикая. – Да ты ведь весь голый.

Пока что она наслаждалась ролью жены.

– Да, – прогремел Красноглазый Король, издав громогласный злобный смешок. – Жена, услужи мне!

– Что я могу для тебя сделать, муж мой? – с готовностью отозвалась Аесма.

– Справь мне облачение! – приказал Красноглазый Король. – Когда-то у меня была кольчуга из чешуи Ур-змея, что извивается под пеплом мира. Перья ревущего Руха были мне плащом, мой щит был из шкуры с хвоста Левиафана, что снует в глубине, а мой меч был выточен из кости, которую можно найти лишь в сердце Мирового Древа.

То, конечно же, была сказочная ложь, потому что у Короля никогда не было такой прекрасной или необычной одежды. И уж если бы он был обряжен в такое снаряжение, так усилен сливой, которую он съел, у Богов справедливости не было бы никакой надежды одолеть его в бою. Он погрузил бы вселенную в такой разор, которого не видывали доселе, и сжег бы ее до золы, так что его красные глаза могли бы окинуть мрачным взглядом лишь тлеющий пепел. То было его единственное и истинное желание, поскольку, как и Аесма, он был глупцом и не понимал истинной сути Величия.

Аесма, конечно, не поняла его истинных мотивов, ведь она была охвачена любовью.

– Сию же секунду, муж мой! – воскликнула Аесма, едва не рыдая от радости, и помчалась собирать все, что могла.

Она была так поглощена своим супружеским счастьем, что едва ли задумывалась над монументальностью поставленных перед нею задач. Сначала она копала, пока не нашла и не вытащила на поверхность хвост могучего Ур-змея, чье тело в обхвате было толще, чем город. Выковыряв его из земли, она боролась с ним три дня, за которые сколола с его тела столько чешуи, сколько ей было нужно. Затем она нырнула в черный и безграничный океан и плавала, пока не нашла толстокожего древнего Левиафана пучины. Аесма очень плохо дралась под водой и не могла надолго задерживать дыхание, поэтому сперва сражение для нее не задалось. Но очень скоро ее это так достало, что она призвала сонм непознаваемых рукопашных искусств и обрушила столь жуткие удары на воду вокруг, что та отпрянула на целый день, временно обратив дно океана в сушу. На земле Левиафан был очень медлительным, она избила его до потери сознания и украла его хвост, пока тот был без чувств.

Потом Аесма выследила Руха и цеплялась за его спину целую неделю, пока тот злобно клевал ее, но смогла нарвать достаточно перьев, чтобы сделать прекрасный плащ. Следом она направила свою колесницу к краю вселенной и начала пробиваться сквозь воющие ветры, пронзительный холод и орды демонов, которые просачивались там от границы сущего. И после мучительного путешествия она смогла вырезать ломтик сердца четвертого Мирового Древа, что держало творение, используя вострый осколок смерзшейся пустоты. Дерево было достаточно сильным, чтобы выдержать такие увечья, и со временем оно восстановилось. Но до тех пор оно было так слабо, что даже немного склонилось, поэтому какое-то время целый угол вселенной довольно сильно провисал. Это вызвало огромный ужас в доме речей ЙИСУН и среди звездочетов, астрономов, колдунов и техно-святых, которые следили за такими вещами, но Аесма была очень далека от этого. В горячке она ворвалась в мастерскую Косса и стащила его малый резец, пока он не видел. Затем на целую неделю склонилась над общественным очагом и выдолбила своему мужу орудие.

Когда Аесма вернулась, она представляла собой ужасное зрелище. Ее кожа сморщилась и отекла от яда мирового змея, обожжена холодом после путешествия к краю мира, и она была вся искусана и исколота после ее великой битвы. Но, несмотря на это, она прямо-таки сияла, потому что была все еще ужасно влюблена, а в руках у нее была прекрасная кольчуга из мерцающих темных чешуек, великолепный плащ из перьев, могучий кожаный щит и белый изогнутый меч, вырезанный из твердой, словно железо, сердцевины морового дерева.

– Вот твое снаряжение, муж мой, – сказала она, запыхавшись и сияя от радости. – Это меч, который режет тридцатью шестью способами сразу!

Король был очень доволен легковерностью этой бедной глупышки, и облачился свое непроницаемое одеяние.

– О, что еще я могу для тебя сделать, муж мой? – спросила Аесма, без остатка поглощенная любовью.

– Я пока еще не твой муж, – довольно произнес Король. – Думаю, настало время, чтобы вернуться в мир на поверхности. Что за жалкие глупцы послали тебя?

– Да, точно, я же почти забыла! – вспомнила Аесма, пританцовывая от радости. – Ты вернешься со мной в Храм Солнечного Диска, где мы соединимся в браке? У нас будет грандиозная свадебная церемония, и я приглашу всех из дома речей ЙИСУН. Нет, всех на свете! Мы будем петь, и танцевать, и драться, и драться, танцуя, а потом я построю нам большой красивый дом, и у нас будет много великолепных и здоровенных детей!

– Да, давай справим эту церемонию, – согласился Король. – Стань-ка зверем, которого я мог бы оседлать, и мы прибудем незамедлительно.

И Аесма стала. Она превратилась в огромного черного зверя с крыльями цвета чернильного неба и когтями размером с человека. И король устроился верхом на ее спине и направил ее прочь из ямы, и его красные глаза сверкали на всем пути.

Аесма и Красноглазый Король

Последняя часть

Итак, Красноглазый Король мчался верхом на Аесме сквозь звездные ветры и разверстые пропасти времени-пространства туда, где стоял, сияя в собственном торжественном великолепии, Храм Солнечного Диска. И когда Аесма с Королем на спине наконец приземлилась, жрецы храма вышли из-за колон степенным шагом. Их передники были аккуратно отглажены, их воротники были накрахмалены и безупречно чисты, а парадные посохи выстукивали приятный гармоничный ритм, когда священники спускались по ступеням храма. Вот уж действительно, жрецы ожидали Аесму. Их сердца были полны гордости за свою победу и ожидания узреть, что же за мужчина уверенно покорил Аесму Злобную. Они успели распространить по всему миру слово о предстоящей свадьбе Аесмы, и вскоре это стали обсуждать все вокруг. Именно по этой причине храм в это время бурлил суетой. Паломники, зеваки и философы, все как один пришли, чтобы воочию увидеть торжество порядка, разума и света над женской непокорностью, тьмой и безответственностью.

Но когда жрецы спустились во внутренний двор храма, они увидели, что толпа, собравшаяся вокруг новоприбывших, в ужасе отшатнулась. Не было никакого горделивого и добродетельного мужа, потому что, когда Король спешился, когда он выпрямился во весь свой чудовищный рост, жрецы узрели, что он имел незамутненный и совершенный разрушительный облик. И в тот же миг все их мысли о победе растаяли, ибо сама по себе победа – это смехотворная идея.

– Что все это значит? – прогремел Иерофант.

Аесма снова приняла облик женщины и отряхнулась.

– Я сделала, как вы говорили, о великий учитель! – ответила она, радостно простираясь в грязи. – Это так прекрасно и великолепно – быть смиренной! Я преподнесла моему мужу яства и справила ему одежду, и он даже путешествовал на мне меж звезд.

Она покраснела и выглядела так скромно, как только могла, и выглядело это, надо сказать, довольно жутко.

– Теперь я вернулась, чтобы вступить в священный брак и покориться воле мужа, как вы и предлагали мне!

– Что на тебя нашло? – ужаснулся Иерофант.

– Мне кажется – любовь! – мечтательно произнесла Аесма. – Разве это не прекрасно?

Жрецы обратили свои шесты против Короля и бросились на него с могучим боевым кличем. Но тот лишь отмахнулся своим щитом, что был тысячекратно тяжелее камня, и их наступление разбилось, как волны разбиваются о скалы.

– Должен поблагодарить вас за то, что вы надоумили эту жалкую дуру вызволить меня из моего долгого заточения, – сказал Король голосом, как пересыпающийся пепел.

Аесма была слишком заморочена, чтобы заметить, что ее называют дурой, и просто смотрела на Короля сквозь слезы восхищения.

– Теперь же, когда я свободен, – продолжил Король, – мои глаза видят, что мир еще более мерзок и безвкусен, чем в прошлые века. Я стремлюсь к его разрушению, и поскольку я имею дело лишь с огнем, огонь будет вам наградой.

Король туго запахнул свой плащ из перьев Руха и стянул к себе все силы ужаса и яды ночи. Он призвал свои воинственные облики, которых было у него девяносто и два, облек себя клубящимся дымом и увенчался тлеющими угольями. Твердо встав на ноги, он вырос до таких чудовищных размеров, что пламенеющий венец на его лбу прожег облака, а земля сотрясалась и дрожала от его дыхания. Толпа возле храма рассеялась пред его величием, и черные облака застили свет Великого Солнечного Диска, когда король протянул когтистую руку и раздавил его на тысячу обломков. Свет и могущество Диска были необычайны – великий маяк силы и мудрости, он привлекал паломников из самых отдаленных империй, чтобы окунуться в его величие. Поэтому он даже слегка опалил руку короля, когда та сокрушала его, но затем его свет угас, и диск осколками осыпался на землю. Будто чернильная ночь упала на землю, добродетельные и мужественные жрецы Храма сразу осознали, что совершили ужасную ошибку.

– Жена, – взревел Король голосом, который пригнул отдаленные горные пики. – Неси мне мой меч!

И Аесма принесла королю его тяжелый меч из кости, что мог единовременно резать тридцатью шестью способами, и он обвернулся ужасным черным пламенем, что могло сжечь землю, и немедленно впал в неистовство. Сперва он сокрушил жрецов и странствующих святых, что явились, чтобы защитить храм, ибо их посохи и отглаженные передники не могли ничего противопоставить и лишь обратились в головешки под его натиском. Он опрокинул белые величественные колонны Храма, и обратил алтари в угольки всего лишь жаром своего тела. Большая часть зевак и прихожан были забиты и разорваны на кусочки завихрениями от его движений, и Храм был поглощен адским пламенем.

Довольный своей работой, Король отвернул свой красный взгляд от храма и увидел, что вся земля нетронута и чиста, что сильно оскорбило его. Он сделал пять огромных шагов по земле, и каждый его шаг сжигал лес и дробил его деревья в щепки. И с пятым шагом он оказался у владений короля Мавамари Ио, что были сияющим белым городом, с аккуратными аллеями и зеленеющими бульварами с позолоченной брусчаткой, где с давних пор почитали великий Солнечный Диск. Заметив приближение Короля, городской охранник затрубил в великий сигнальный горн, и на его призывный клич явилось пять тысяч вооруженных мужей в доспехах из блестящей рыбьей чешуи, и их колесницы были запряжены лошадьми, подкованными серебром. Воины этого города могли натянуть лук тяжелее любого человека из пятисот царств, они были храбрыми и праведными людьми, бородатыми и мускулистыми от трудов и тренировок. Они обрушили на Короля свои стрелы, но тот снова поднял свой щит и обратил смертельный ливень в жалкий дождик.

Король наотмашь ударил своим мечом, который резал тридцатью шестью способами, и он взрезал воздух яростным ужасным ветром, что разметал на куски стены города, разом убив семьсот человек. И очень скоро красные глаза Короля взирали лишь на пепел, где раньше стоял величественный город, и он был доволен. Аесма же, в свою очередь, была так поглощена любовью, что могла лишь сидеть в немом восхищении на дымящихся руинах храма и наблюдать, как ее будущий муж приносит опустошение на земли вокруг. Но довольно скоро ей пришло в голову, что церемония бракосочетания все равно должна состояться, так что она поднялась на ноги и бросилась вслед за Королем, по следам его разрушений.

И воистину, следы те множились многократно. В первый день своего неистовства Король сравнял с землей десять городов и убил множество полубогов. На третий, он стер тридцать пять городов, убил сто тридцать два полубога и обратил в руины двадцать храмов. А к седьмому дню он до основания разрушил девяносто пять городов, убил пятьсот шестьдесят полубогов, насухо испарил семь морей, сжег дотла Институт Звезд, поджег реку Улаптиду и прикончил бога Ун-Утрама в единственном сражении. И каждый день Аесма следовала за ним, одурманенная любовью, чиня его потрепанное в битвах снаряжение, воспевая ему хвалу. Но когда солнце заходило, и единственный свет шел от городов вокруг, преданных огню Королем, Аесма хватала его за лодыжку и молила:

– О муж мой, вернешься ли ты в храм со мной? Неужто ты забыл о нашей церемонии?

Это очень раздражало Короля, который, по правде, не очень-то считался с Аесмой, и в его маленьком и унылом сердце не могло зародиться ничего столь бесконечно сложного, как любовь. И, мало-помалу, Король совершил ту же ошибку, что и жрецы Храма. Он стал наслаждаться своим завоеванием, и в нем крепла уверенность в своей победе, ибо выжженные полосы резни и разрушений, проложенные Королем, были видны даже из дома речей ЙИСУН, и дым был таким густым, что застил солнце почти для целой половины творения. Великие и могущественные армии объединились против Короля, и расшиблись в пыль о его доспехи, и куда бы он ни шел, он оставлял за собой море умирающих людей и лошадей. Даже в метапространственных чертогах и плоскостных владениях Богов стали обращать внимание на Короля и собирать свои небесные воинства. Боги войны опоясали свои чресла и укутались в пышущие доспехи, и призвали свои фехтовальные искусства к битве. Великие Боги Справедливости созвали младших Богов Справедливости оттуда, где те измывались над Огамом, и вместе они подхватили свои копья, облачились в расплавленный закон и отправились на поле битвы.

Но даже сами Боги едва ли смогли замедлить свирепое неистовство Короля. Сражаясь изо всех сил, они не смогли нанести ни единой раны Королю, заключенному в неуязвимое снаряжение. И король не спал и не уставал, потому что его ненависть к творению, его жгучая ярость к безвкусной красоте вселенной давали ему ужасную силу Желания, которая наполняла его конечности непреодолимой мощью. Он расщепил дымящиеся копья Богов Правосудия, отбросил Богов Закона ударом от щита и сражался с Сивраном, Богом Завоевания, семь и еще один день, прежде чем тот, истощившись, удалился в свой паланкин.

Так что и вправду, победа Короля казалась делом решенным. И именно тогда, в разгар своего завоевания, он и решил избавиться от Аесмы.

– О муж мой, вернешься ли ты в храм со мной? – спросила влюбленная Аесма в двадцатый раз.

Король посмотрел на нее своими ужасными красными глазами и процедил:

– Сгинь, букашка! Ты послужила своей цели, теперь поиграй в золе немного!

Он поднял свой меч, что мог резать тридцатью шестью способами одновременно, и обрушил на Аесму такой могучий удар, что тот отправил ее в полет вдоль всего мира, начисто выдув из нее всю любовь. Упав на землю, Аесма вновь залилась слезами. Она раскачивалась из стороны в сторону, всхлипывая, пока не обнаружила, что пробирается сквозь пепел Храма Солнечного Диска. К тому времени она плакала уже добрых полтора дня, поэтому глаза ее были очень воспалены и помутнели от огненных слез. Но все же она видела достаточно хорошо, чтобы отыскать жалкую и грязную фигурку Иерофанта Храма, что ковылял сквозь курящееся месиво, что раньше было величественным залом собраний, с останками тех, кто раньше был его прислужниками.

– О, учитель! – всхлипнула Аесма, мотая Иерофанта из стороны в сторону. – Я ведь сделала, как вы говорили! Я следовала правилам вашего храма! Я слишком зла и поэтому должна быть так наказана?

– Ты ужасная, гнусная тварь! – возопил Иерофант в гневе. – Погляди, к чему привела твоя глупость! Ну-ка вставай и исправь все немедленно!

– Ох, мой муж ударил меня, – пожаловалась Аесма. – И теперь мое сердце страдает от боли!

И она всхлипывала и каталась по земле от жалости к себе, посыпала себя пеплом и стонала. И тогда Иерофант понял, что совершил вторую и гораздо большую ошибку, чем попытка заставить Аесму в первую очередь выйти замуж. В попытках обуздать Аесму, он случайно устранил единственное оружие, которое можно было бы рассчитывать спустить на напыщенных дураков, таких как Красноглазый Король, как бы трудна ни была задача.

– Вставай! – прошипел Иерофант. – Ты должна сражаться!

– О, но это ведь против правил! – шмыгнула Аесма.

– Бесполезная ты идиотка! – разъярился Иерофант. – Великий Солнечный Диск разбит! Этот храм превращен в руины, и мир никогда не увидит подобного ему снова даже за всю историю творения! Да сами звезды пылают от зла, которое ты освободила! Кому какое дело, что тебя ударили?

Он был прав, говоря, что Храм никогда не восстановится. Но Аесма не слушала, внезапная мысль ударила ее, как камень, и она встала.

– Скажи! – сказала она, ощущая растущий гнев. – Если мой муж бьет меня, разве это не нарушает наши брачные обеты?

– Ты совсем тупая! – простонал Иерофант. – Вы ведь даже еще женаты не были!

– О как! – прорычала Аесма, поднимаясь и вновь становясь самой собой. – Я его в порошок сотру!

Она хорошенько вмазала Иерофанту и почувствовала себя великолепно. Затем она пустилась смертельным галопом сквозь обугленный, тлеющий пейзаж туда, где стоял Красноглазый Король, купаясь в разрушительной силе и опустошая мир вокруг огромными вспышками черного пламени и обжигающего пепла. Пять сотен богов сражались с ним в яростной сече, и зарево их пылающей битвы заслоняло сами небеса. Увидев его злобное лицо, Аесма мгновенно до краев наполнилась неудержимой яростью берсерка и стала выходить из себя, что было для нее привычным делом.

– Ты! – заорала она, хватая первое, что попалось под руку, а именно большой камень.

Она швырнула его с невероятной силой, но тот, ударив Короля в бедро, едва ли оставил царапину. Аесма была так зла, что сразу же ухватила следующую крупную штуковину в ближайшей досягаемости – ей стала бесхозная лошадь. Это была хорошо воспитанная лошадка, что раньше возила колесницу Бога Налогового Закона, Мантоса Ама, но Аесму это вообще не заботило. Она цапнула лошадь за гриву и бросила ее в короля. Та отскочила от его бедра, но он почти не отвлекся от своей жаркой битвы.

Это так разгневало Аесму, что она сграбастала следующий крупный снаряд, подвернувшийся под руку, коим оказалась лодка – мощная военная баржа длиной в сто шагов или больше, которую выбросило на берег, когда реку испарило от поступи короля. Она метнула ее в короля с чудовищной силой, но та, ударившись о заднюю часть его кольчуги, разбилась на тысячу деревянных щепок. В результате король слегка обернулся в сторону Аесмы, но в тот момент он так презрительно относился к ней, был так увлечен своей победой, что всего лишь издал надменный смешок, прежде чем вернулся к своему сражению и смел трех Богов войны взмахом своей руки.

Аесма не могла такого вынести. Она воткнула пальцы в землю и мощным броском запустила кусок поля битвы в Короля. Он ударил короля прямо в плечо, выбив его из равновесия, пока комья земли, люди, кони и остовы боевых машин разлетались повсюду.

– Что ты творишь, мелкое ничтожество! – взревел Король.

Он отбросил своих соперников и повернулся к ней лицом, нацелившись всеми своими боевыми и повелительными обликами, доспешными состояниями и искусствами вострых клинков в ее сторону. Это было внушающее страх зрелище.

– Я думаю, что ты самый красивый мужчина, которого я когда-либо встречала, – сказала Аесма, и она была при этом предельно искренней: – И ты с таким рвением подходишь к своей работе! Но ты ударил меня тем мечом, который режет тридцатью шестью способами, и, что более важно, ты позволил моей любви к тебе вытечь из меня, замерзнуть насмерть и иссохнуть на земле. И вот этого я простить не могу!

Она подскочила к королю, приняла свою разрушительную форму и обрушила на него град таких яростных ударов, что остальные пятьсот богов сомкнули свои щиты, оградив широкую арену вокруг. Но Король был могучим воином и не отступал, одетый в неуязвимые доспехи, сделанные для него Аесмой. Любой другой воин смутился бы, поняв невозможность победы в такой ситуации. Скоро стало ясно, что Аесма не в состоянии победить в битве с Красноглазым Королем. Он был так же быстр, как и она, лучше тренирован, а его боевые облики были более смертоносными. Большинство убийственных ударов Аесмы безобидно отскакивали от его щита, остальные же были отклонены чешуей его кольчуги.

Но Аесма не стремилась к победе. Ее неудачи всего лишь наполнили ее горячей безграничной яростью.

Свободной рукой она нашарила самый большой объект, что был рядом, а им оказалась соседняя гора, и с небывалой силой оторвала ее от основания и бросила в щит Красноглазого Короля. Гора разбилась с грандиозным гулом, а Короля отбросило назад, но все же он не отступал. Так что Аесма продолжила искать снаряды побольше. Она взмыла вверх, достигла небес и сорвала пролетающую луну с ее орбиты. И когда Король отшатнулся от удара горой, Аесма обрушила раскаленную в атмосфере луну прямо на меч Короля. Луна и меч были расщеплены на миллион кусочков, а поле битвы взлетело в воздух и обратилось в вихрь из кричащих людей, богов, лошадей, обломков камня и комьев земли. Верх и низ перестали иметь значение, и звезды были скрыты облаком разрушения. Но все же Король не отступал. Так что Аесма потянулась еще дальше и одну за другой стала хватать звезды и швырять их в Короля. Король же пригнулся и начал пробираться к Аесме, следуя за их огненными хвостами, пока они с ревом неслись к земле, исчезая в чудовищных взрывах. Он продолжал приближаться, даже когда его щит был взорван на куски, и ухватил Аесму за плечи, но она дотянулась до Глаза Ночи, который был такой большой звездой, что она проломила пространство-время и свалилась в дыру, бесконечно более огромную. Она колотила короля Глазом по голове, и, хотя он был ошеломлен и окровавлен, но все же сумел выбить его прочь из рук Аесмы, и в месте падения тот поглотил близлежащее лунное царство.

– Отступись! – заорала Аесма.

Но Король не отступил. Он был чрезвычайно глуп и все еще цеплялся за свои мечты о завоевании. И это позволило страху поражения проникнуть в его члены и ослабить его хватку. Вместо того, чтобы одним щелчком сломать Аесме шею, что было для него легче легкого, он не смог удержать ее в своем захвате.

Именно тогда Аесма сделала действительно невозможную вещь, так как к тому времени ее все достало по самое горло. Она согнула пальцы, крепко встала на ноги, сделала могучий вдох и потянулась, чтобы схватить ткань самого мира. И с оглушительным ревом она приподнялась, и все творение содрогнулось.

– Что ты задумала? – в ужасе завопил Король.

И другие Боги, которых швыряло из стороны в сторону в хаосе этого поля битвы, вторили ему, ибо это почувствовали все.

– Я собираюсь взять Колесо и колотить тебя им по голове, пока ты не сдашься! – отдуваясь, выдавила Аесма.

И Король понял, что это правда. Аесма действительно поднимала Колесо. Тогда-то он и осознал, что целиком и полностью проиграл, и отступил. Он сложил свой расколотый меч, сбросил свою потрепанную чешуйчатую кольчугу и развеял свой ужасный облик. И если и можно было сказать о нем что-то еще, так это то, что проигрывать он умел изящно.

И тем не менее, потребовались уговоры пяти сотен других богов и небожителей, чтобы убедить Аесму поставить вселенную на место, но в конце концов она это сделала. Она оставалась расстроенной все то время, пока Короля конвоировали обратно в Горнило Наказаний и запирали в еще более тесной клетке, и только немного взбодрилась, когда ключ повернулся в замке, был вытащен и расплавлен. Аесма предстала перед Паямом, который в то время был главным в Доме Речей ЙИСУН, и была приговорена к ста дням служения посудомойкой в качестве наказания. Как ни странно, Аесма казалась довольно послушной на протяжении всего судилища и покорно приняла свое наказание, по крайней мере, пока ей время от времени приносили вино.

– Кажется, ты изменилась, Аесма Тен Йондам, – обратился Паям к Аесме.

– Хватит с меня мужей, – уныло ответила Аесма. – Я думаю, что настала пора расти.

– Да? – очень озабоченно проронил Паям.

Остальные Боги в доме речей ЙИСУН тоже внимательно прислушивались, потому что были очень взволнованы тем, что же еще может пойти не так.

– Да, – подтвердила Аесма. – Я заведу собаку.