Загрузка…

Мы сидим на кухне вдвоем. Я курю и наблюдаю как он наворачивает круги по комнате, везде клея свои ярлычки. Должен-должен-должен. Должен самообразовываться. Должен получать специальность. Должен писать работу. Должен-должен. Я докуриваю и достаю вторую. За экран просыпалось немного пепла. Жаль, надо держать свою коробку в чистоте.

- Тебе же сказала врач, ты лечишься, отдыхай – говорю я уже…Я сбилась со счета. Мне иногда кажется, что я могу поставить диктофонную запись на повторе и уйти, а он не заметит.

- Деньги, работа, карантин, продукты, – выпаливает он скороговоркой и продолжает бежать по кругу, наклеивая ярлычки, – я уже должен был посмотреть миллиард образовательных видео и работать удаленно.

- А в космос ты не должен был полететь? – сигарета выпадает из дрожащих от таблеточного тремора пальцев и падает сквозь экран. Ай, жжется. Засунув руку себе в «лицо», я пытаюсь нащупать бычок. Ох уж эти тревожные. Все равно нихрена делать не может, но дыру себе в голове проест.

Мы ведем эти однообразные беседы часами. Они ни к чему не ведут, но являются постоянным фоновым шумом в нашей жизни. Когда мы говорили с врачом, она сказала, что, таблеток нам не хватит – нужна психотерапия. Так и вышло. У нас отличное настроение. Но тревожка никуда не исчезает. Крайне специфическое ощущение – грузишься, но с искусственно хорошим настроением.

Пока он занят беготней, я урываю минутку посмотреть, как там Аня. Я знаю, что веду себя с ней, как сука. Я не такая с другими людьми, но, как и многие приемлемые в обычном общении люди, я паршивый родитель. Пытаясь быть с ней жесткой, чтобы закалить её перед грядущим дерьмом, я стыдливо стираю ей память, что бы она не помнила этого. Если бы обычные родители умели стирать своим детям память, чтобы те не помнили их дерьмового поведения… А, они и так это могут.

Ты возвращаешься домой из путешествия, которого не помнишь.Ты могла бы просто телепортироваться – но как это часто бывает с людьми, которых ждут плохие новости, ты выбираешь длинную дорогу. Что-то в тебе не торопится домой. Пока ты в пути, ты еще не знаешь, чего ожидать. Хотя ты догадываешься, что ничего хорошего дома не обнаружишь, пока ты не там – еще не все потеряно.

Местность вокруг изрыта воронками – черный человек любит проводить артобстрелы по твоему штабу. Меткостью он, впрочем, не отличается – или не хочет отличаться. Такого количества снарядов хватило бы снести пол города, но видимо он предпочитает психологический эффект поражающему. Чтобы ты вздрагивала каждый раз, когда слышишь свист снаряда, и гадала про себя, кого лишишься в этот раз. Понятие «психологическая война» выходит на новый уровень, когда вы воюете в психике. На его территориях установлены граммофоны, которые, скрипя, повторяют по кругу «Иван, бросай винтовку, бери шоколадку». Поскольку дроны не могут решить бросить винтовку, весь этот цирк существует исключительно для тебя – чтобы однажды у тебя сдали-таки нервы, и ты пошла к нему на поклон. Из всех возможных видов погибели, единственный, которого ты до сих пор избегала – это попасть к нему в руки. Может быть, стоит попробовать?.. Впрочем, ты достаточно хорошо знаешь эту сволочь – быстро умереть он тебе не даст.

Огибая воронки, ты просчитываешь про себя их глубину. Два метра, три, четыре… Из чего он вообще стреляет? Откуда прилетают эти снаряды? У него там что, штат артиллеристов с калькуляторами и планшетами, которые чертят диаграммы и обслуживают гаубицы? И если так, есть ли на них плоть, или они так и бегают скелетами? Ведь для того, чтобы считать, нужен как минимум органический мозг. Или он такой пост-смерть, что использует компьютеры? А они у него тогда тоже нежить – залитые кока-колой клавиатуры, печатающие сами, некро-кулеры, ржавые и забитые пылью, разбитые лампочки, светящиеся загробным черным светом… Ты ловишь себя на том, что не делаешь смысла своими рассуждениями. Но они хотя бы позволяют отвлечься.

Остановившись перед воротами церкви, ты неуверенно берешься за ручку. Опять эта ситуация. Впереди тебя ждет очередное разочарование – и ты можешь либо проглотить пулю сразу, либо походить вокруг да около. Итог один и тот же. Ты огребешь. Зато есть иллюзия выбора.

Никогда еще тебе не было так тошно возвращаться домой. Поняв,что сил повернуть ставшую внезапно тяжелой ручку у тебя нет, ты лезешь в сумку за сигаретами. Высыпая на ладонь раковые палочки, ты отмечаешь, что на них нет предупреждений. И впрямь, разве может с тобой случиться инсульт во сне? А что, если может?

Затягиваясь сижкой, ты осматриваешь пейзаж вокруг. Когда-то давно ты исправляла его – выкорчевывала воронки, вставляла заново вывалившиеся кирпичи, матерясь, залатывала пробоины в стенах. Когда ты перестала? В какой-то момент ты устала и бросила это дело. Когда это случилось? После очередной бомбежки ты посмотрела на прошитую снарядами крышу и решила – да ну его. Так он и побеждает. Долбит тебя, пока ты не махнешь рукой. Пока не решишь, что нет смысла чинить то, что неизбежно сломается. На то и расчет.

Их только двое. Посреди штаба разведен костер, возле которого греются твои последние подданные. Медведь и Маг. Не слышно стонов умирающих, нет деловитой беготни дозорных. Только ветер гуляет в пробитых стенах. Едва ты вошла, твои подчиненные отвешивают тебе поклон, и Маг начинает деловито причитать:

- Госпожа, мы держались сколько могли, но противник напал неожиданно, наши бойцы сражались отважно, но мы не…

Не. Не смогли? Не выдержали? Не…

Тебе и так все ясно. Чувство вины и страх обрушиваются на тебя одновременно, так что ты не можешь стоять на ногах. Ты падаешь на пол. Перед тобой – побитый потолок, через который видно звезды. В ушах звенит. Вокруг бегают твои подданные, но тебе больше ни до чего нет дела. Ты не смогла, Императрица. Ты не смогла и даже не помнишь, почему. Был ли у тебя выбор? Могла ли ты что-то изменить? Какой в тебе толк, если ты не можешь спасти даже своих приближенных?

- Госпожа, все не так плохо, да, мы потеряли людей, но территории всё еще наши, вы же можете сделать новых, – причитает маг, бегая туда-сюда с мокрой тряпкой. Сделать новых. Действительно, почему просто не наштамповать новых людей взамен тех, которых ты проебала. Заставить страдать новую партию бессловесных дронов ради тебя. Ведь ты так важна. Ты же Императрица. Почему не пойти еще дальше и не начать, как Божества, поднимать сражаться за себя уже мертвых. Ведь ты же настолько важна.

Тебя душат слезы, но ты сдерживаешься. Плакать при подчиненных – слишком постыдно. Почему ты не можешь просто быть? Сидеть в уголке, никого не трогать. Почему ради тебя кто-то должен страдать и умирать? Ты никогда этого не просила.

Прибежавший Маг просительно заглядывает тебе в глаза:

- Госпожа, ничего страшного, просто создайте новых.

- Нет – твой голос вот-вот сломается, но усилием воли ты сдерживаешь слезы, – никто никого не создаст.

Рывком встав, ты обводишь взглядом свой побитый штаб.Довольно. Никто больше не будет страдать ради меня.

- Я всё решила. Вы свободны.

Маг с медведем недоуменно переглядываются.

- Мы не можем никуда уйти, Госпожа. Вы же наша Императрица…

- Я увольняюсь, – ты берешь корону в руки. Ох тяжела ты… Ты ставишь её на стол.

- Мы будем ждать вашего возвращения, Госпожа, – Маг отвешивает тебе поклон и с готовностью садится за стол.

- Как пожелаешь, – ты пожимаешь плечами. Достав из тубуса за спиной карту, ты расстилаешь её на столе. Ты не была там так давно – заодно составишь карту, раз уж ты собралась в поход. Ты вырисовываешь на карте маршрут – длинная красная стрелка ползёт до черных кварталов на окраине города. Решено. В сжатом кулаке ломается карандаш. Больше некуда возвращаться. Да и незачем. Эта Императрица сломалась, несите новую.

Ты сидишь за столом, наливая который уже по счету стакан настойки. Перед глазами плывет, руки дрожат – но тебе весело! Так зачем прекращать? У тебя сегодня великий праздник – Шестерня разрешила тебе быть свободным человеком. Выливая в себя очередной стакан, ты с гордостью поглядываешь на красную корочку военника. М, свобода. Вкус её сладок и приятен, еще бы не разила так спиртягой. Ушанка съехала и закрывает обзор, зимний камуфляж переваривает тебя заживо – ну и что. Зато – свобода!

Твой собеседник согласно кивает. Икнув, он пододвигает к тебе новый стакан.

- Бля, мужик, налей, у меня ножки.

И действительно. Короткие, но многочисленные ножки трилобита не в состоянии удерживать бутылку. Тебе это кажется невероятно смешным, так что ты, смеясь, проливаешь половину пойла на стол.

- Че ты ржешь, гомосапиенс, не всех природа одарила отставленным большим пальцем. Зато я конечностями дышать могу, а ты нет.

Ты принимаешь аргумент.

- Не, ты не подумай, брат, я-т-тя уважаю, – ты стараешься казаться максимально убедительным, – к тому же, мы разные виды, но цель у нас – одна!

Трилобит согласно кивает, пошевеливая кучей ножек. Откупоривать бутылки ими гораздо проще, чем твоими мясными отростками

- Найти эту девку, – провозглашает Трило, – несносные бабы,не дают спать спокойно, найди, скажу что-то важное, и исчезает, – сетует он, пододвигая к себе ножкой бадью семок

- Не говори, – недовольно бурчишь ты, – делать мне во сне нечего, как за бабами гоняться…

- Днём бегаешь, вырасти пытаешься, ночью бегаешь, баба зовет,– в сложных фасеточных глазах собеседника отражается тусклая лампа, – когда отдыхать простому членистоногому?

- Зато, брат, у тебя есть четкая цель, – сохранять вертикальное положение крайне сложно, стул кажется очень маленьким и хрупким, но ты прикладываешь все усилия, чтобы не распластаться на полу, – я вот понятия не имею, чего хочу.

- Зри в корень, брат, – говорит мудро трилобит, жуя семку ножкой, – что у нас с тобой общего?

Ты задумываешься. Освежая в памяти изученную в больнице биографию собеседника, ты пытаешься вычленить из неё что-то, что было бы тебе знакомым.

- У нас у обоих умерла сестра, болван, – сдается членистоногое,пошевеливая придатками, – бабы! Понимаешь, с детства бабы решают, как нам быть и чего нам хотеть.

- Бабы… - глубокомысленно произносишь ты, опрокидывая на себя бутыль. Настойка разливается по форме широким пятном неправильной формы. Оно о чем-то тебе напоминает. Что-то ты такое забыл…

Ты резко подскакиваешь на месте, опрокинув консервы и блюдца со стола. Тебя будит звонок телефона. Звонит Винт:

- Где тебя носит, я тебя с обеда жду! – обиженно восклицает он в трубку. Ах да…

- Я, э, уже иду, пробки, – бубнишь ты, роняя телефон. Вот дерьмо. Что-то с памятью моею стало.

Поднимаясь по ступенькам к дому товарища, ты пытаешься сдвинуть одежду так, чтобы пятно было не заметно. Разумеется, ты проигрываешь. Пока ты тянешься к дверному звонку, твоя голова начинает внезапно отчаянно болеть. В череп как будто вворачивают шуруп. Что ты сделал, чтобы заслужить такое? В глазах двоится, ты теряешь координацию и чуть не падаешь на пол. С большим трудом сохранив вертикальное положение, ты несколько минут учащенно дышишь, пытаясь прийти в чувство. Голова ноет. Задавшись вопросом о причинах данного явления, ты решаешь, что это побочка от лекарств. Чем дальше, тем меньше ты хочешь продолжать их принимать. Отдышавшись, ты звонишь в дверь.

После звонка ты слышишь, как в квартире что-то падает, приглушенный мат, и через минуту дверь едва-едва открывается. Через узкую прорезь ты видишь вытаращенный глаз Винта:

- Ты один? За тобой не следили?

Ты озадаченно оглядываешься. Вроде нет?..

- Тогда заходи. Только тихо.

Ты едва протискиваешься сквозь узкий проем.

Перед тобой предстает Винт в боевом облачении. Ты узнаешь бронник Семёныча, который тот никогда не носил, потому что это считалось зазорным в части, мол, проявление трусости. Старик был бы разочарован этим зрелищем. Ты отмечаешь обернутую в фольгу каску и охотничье ружье. Он что, на войну собрался?

Ты собираешься выдать какую-нибудь остроту, но едва открываешь рот – Винт тебя перебивает:

- Говори тихо! Они слушают!

- Э… Давно ты так… Живешь?..

- Уже неделю. Раздевайся, я тебе всё расскажу… В чём ты опять вымазался?

Черт, он успел посмеяться над тобой первым. Никогда нельзя терять инициативу.

Пока отложивший ружье Винт заваривает чай, тебя посвящают в его невероятные приключения. Как оказалось, после последнего визита в твою больницу, за ним увязался «хвост». Хвостом был высокий мужчина в черных пальто и очках. Заметив, что за ним следят, Винт сделал крюк в квартал, чтобы замести следы. Ты проглатываешь замечание, что реальный лазутчик бы так не одевался – заметнее было бы только надеть светоотражающий жилет. Тем не менее, после этого «импульсы усилились», голос в голове стал уговаривать выйти из квартиры, а по ночам под его окнами подозрительный шепот. Сосед сверху регулярно стал стучать по батарее ровно в три утра, передавая сигнал морзянкой. Электромагнитное излучение превышает нормы в несколько раз…

Примерно на середине этой захватывающей истории ты теряешь нить. Твое внимание рассеивается, и ты с трудом удерживаешься от зевоты. Такое уже случалось – в последний раз Винт две недели сидел в обнимку с битой в гараже и отказывался выходить. Тогда его чуть не попёрли с работы, а коллеги после этой истории стали считать его чудаком. Это еще до той истории, когда он стал бить стулом радиоприемник в кафетерии, говоря, что он излучает. Но точно после того, как пытался отобрать у тебя телефон, под предлогом, что в нём микрочип. Если задуматься, в этом есть последовательность…

Ты задумываешься над тем, как эти эпизоды могут быть взаимосвязаны. Ты не идиот, ты просто очень мало общаешься с людьми, и как-то так получается, что все, кто тебе попадаются, двинутые. Да ты и сам не образец психического здоровья. Погруженный в отслеживание паттернов, ты пропускаешь мимо ушей остаток истории. Бла-бла-бла-излучение-бла-бла-бла-эмиттер-бла-бла-псиоператоры.

- Поэтому обязательно надо выключать микроволновые печи и есть чеснок. Понимаешь?

- Э… Да, бро, конечно.

Винт с подозрением смотрит на тебя, справедливо полагая, что ты его не слушал. Наливая чай, он тяжело вздыхает и делает тебе предложение, от которого нельзя отказаться:

- Боюсь, тебе слишком опасно там оставаться. У меня экранирование,оружие есть, еды запасы на два месяца… Уже скоро прибор доделаю. Оставайся?

Ты полностью провтыкал часть, которая должна была логически тебя подвести к неизбежности и правильности такого решения. Но есть еще большая проблема.

Дело в том, что отношения людей строятся для тебя на взаимном обмене одолжениями. Я сделаю для тебя Х, а ты в следующий раз сделаешь Y. Стало быть, если что-то для тебя сделали – ты должен. И должен неизвестно что в будущем. А это очень неприятно. Ты крайне не любишь быть должным людям что бы то ни было. Потому что даже бытовые услуги а-ля «подай-ка мне стакан воды» заносятся в твою ментальную записную книжку. Одна одолженька этому господину. На каждого твоего знакомого у тебя заведена отдельная колонка одолжений. Поэтому их количество, вместе со знакомыми, ты стремишься свести к минимуму – твой мозг и так плавится от социальных вычислений. Да, таблетки, безусловно снимают социальную тревожность, но не меняют сложившихся паттернов мышления. Быстро прокалькулировав все передачки в больницу, ты приходишь к неутешительным выводам – даже если Винт потребует твою правую руку, ты не в праве отказать. Ты слишком сильно просел по одолженькам, наступила пора расплачиваться.

- Э… Нуууу… - ты жалобно тянешь время, отчаянно надеясь, что по твоей интонации он поймет, что ты не в восторге от этой идеи. План не срабатывает – Винт смотрит на тебя так решительно, будто уже распланировал всю твою жизнь наперед, и вы сейчас же отправитесь рыть бомбоубежище. Вот черт. Почему у него обострения в самое неподходящее время? Хотя когда оно подходящее? Ах да, весна.

Поразмыслив, ты решаешь согласиться. Ты подсластил себе пилюлю, уверив себя, что оставлять товарища одного в таком состоянии опасно, и ты делаешь это ради его блага. На самом деле тебя крепко прижало грузом одолженек, и отказать ты просто не в состоянии.

- Ладно, уболтал, – смиренно отвечаешь ты. Долги надо отдавать, – но не вздумай читать мне нотации про здоровый образ жизни.

- По рукам! – Винт кажется даже слишком радостным. Похоже,он готовился к этому разговору несколько дней. – Пойдем, я покажу тебе наши буклеты.

Обреченно вздохнув, ты тащишься за ним ознакамливаться с последними советами комитета по экранированию СВЧ-излучения.