←90/171→

Ты сидишь за столом, наливая который уже по счету стакан настойки. Перед глазами плывет, руки дрожат – но тебе весело! Так зачем прекращать? У тебя сегодня великий праздник – Шестерня разрешила тебе быть свободным человеком. Выливая в себя очередной стакан, ты с гордостью поглядываешь на красную корочку военника. М, свобода. Вкус её сладок и приятен, еще бы не разила так спиртягой. Ушанка съехала и закрывает обзор, зимний камуфляж переваривает тебя заживо – ну и что. Зато – свобода!

Твой собеседник согласно кивает. Икнув, он пододвигает к тебе новый стакан.

- Бля, мужик, налей, у меня ножки.

И действительно. Короткие, но многочисленные ножки трилобита не в состоянии удерживать бутылку. Тебе это кажется невероятно смешным, так что ты, смеясь, проливаешь половину пойла на стол.

- Че ты ржешь, гомосапиенс, не всех природа одарила отставленным большим пальцем. Зато я конечностями дышать могу, а ты нет.

Ты принимаешь аргумент.

- Не, ты не подумай, брат, я-т-тя уважаю, – ты стараешься казаться максимально убедительным, – к тому же, мы разные виды, но цель у нас – одна!

Трилобит согласно кивает, пошевеливая кучей ножек. Откупоривать бутылки ими гораздо проще, чем твоими мясными отростками

- Найти эту девку, – провозглашает Трило, – несносные бабы,не дают спать спокойно, найди, скажу что-то важное, и исчезает, – сетует он, пододвигая к себе ножкой бадью семок

- Не говори, – недовольно бурчишь ты, – делать мне во сне нечего, как за бабами гоняться…

- Днём бегаешь, вырасти пытаешься, ночью бегаешь, баба зовет,– в сложных фасеточных глазах собеседника отражается тусклая лампа, – когда отдыхать простому членистоногому?

- Зато, брат, у тебя есть четкая цель, – сохранять вертикальное положение крайне сложно, стул кажется очень маленьким и хрупким, но ты прикладываешь все усилия, чтобы не распластаться на полу, – я вот понятия не имею, чего хочу.

- Зри в корень, брат, – говорит мудро трилобит, жуя семку ножкой, – что у нас с тобой общего?

Ты задумываешься. Освежая в памяти изученную в больнице биографию собеседника, ты пытаешься вычленить из неё что-то, что было бы тебе знакомым.

- У нас у обоих умерла сестра, болван, – сдается членистоногое,пошевеливая придатками, – бабы! Понимаешь, с детства бабы решают, как нам быть и чего нам хотеть.

- Бабы… - глубокомысленно произносишь ты, опрокидывая на себя бутыль. Настойка разливается по форме широким пятном неправильной формы. Оно о чем-то тебе напоминает. Что-то ты такое забыл…

Ты резко подскакиваешь на месте, опрокинув консервы и блюдца со стола. Тебя будит звонок телефона. Звонит Винт:

- Где тебя носит, я тебя с обеда жду! – обиженно восклицает он в трубку. Ах да…

- Я, э, уже иду, пробки, – бубнишь ты, роняя телефон. Вот дерьмо. Что-то с памятью моею стало.