В ушах стоит звон. Перед глазами месиво из света и тени, ты почти не различаешь цветов. В голове проворачивается бур, заставляя тебя дрожать от боли. Тебе становится хуже. Алкашка не помогает. Винту наоборот становится всё задорнее и веселее. С раскрасневшимся лицом он расстёгивает рубашку и подливает тебе ещё.

- Ничего! Не возьмут! Мы с тобой, уххх… Мы заживём! Вот дострою свой прибор, и не будут нам в голову срать. Ты уже думал, где будешь работать на воле? Ты ж умный, карьеру сделаешь, будешь деньги грести…

Режет по живому, зараза. Ты внутренне содрогаешься от перспективы работать. Раньше универ выделял тебе деньги, но теперь… Ответственность, начальство, отчеты, социальные взаимодействия, гроб гроб кладбище пидор. Ты болезненно жмуришься и нащупываешь стакан – зрение уже почти не помогает ориентироваться.

- В какой области будешь работать, друг? В науку пойдёшь? В искусство?

Искусство. Тебя корёжит от этих слов. Ты же бесполезный мешок дерьма. Тебе даже полы мыть нельзя доверить. Чтобы работать и получать за это деньги… Это ж ты людей подведешь. Нельзя. Тебя надо закопать под забором, чтобы люди не портили себе настроение, глядя на твое жалкое бытие. Что он заладил, зараза, про работу?

- Я всегда знал, что ты талантливый парень. Вот найдешь себе непыльную работенку, будем денежки откладывать, частный дом себе купим, хозяйство заведем…

Винт тарахтит как хорошо смазанный дизельный генератор. Заткнись, скотина, не сыпь соль на рану.

Перспектива работать вызывает ужас. Ты и так боишься людей, а когда они еще и имеют над тобой власть – это вызывает ужас. Любые начальники, даже самые символические, даже приятели – это страх. Ты ДОЛЖЕН. Это НАДО сделать. Ты ОБЯЗАН. Если ты не справишься – ты людей огорчишь. А доставлять неприятности другим – это страшное табу. Поэтому, опять же, проще с ними вообще не общаться. Что бы никто не был разочарован. Иначе они будут разочарованы, потому что ты – воплощение разочарования.

Эти мысли грызут твой мозг, сопровождаясь фоновым вращением бура в твоей черепной коробке. Боль-боль. Винт, сияя, расписывает перспективы выхода на международный рынок вашего совместного товарищества и раскрутки прибора для подавления пси-полей. Ты панически мечешься, пытаясь решить - дворником быть, или сторожем. Еще рюмка. Глаза застилает черная пелена. В ушах звон. Голова раскалывается. Это что, смерть? Неужели ты так и умрешь, паникуя из-за перспективы работать?

Пространную тираду Винта о перспективах транснациональной корпорации по борьбе с пси-оружием прерывает глухой удар – твоя голова бессильно падает на стол. Винт в панике проверяет твой пульс и дрожащими руками набирает скорую. Перспективы оказались слишком сияющими.

Вы сидите вдвоем в палатке. Вокруг темно, только слабое пламя свечи освещает ваши лица. Отец, смоля беломор, чистит автомат бежевой тряпкой. Ты следишь за его движениями, ежась от холода. Где-то далеко шумит Волга. Подняв на тебя тяжелый взгляд исподлобья, отец криво усмехается.

- Ну что, шкет? Как тебе живется с мамкой?

Тебя пронизывает холод. Руки дрожат. Озноб заставляет колени дрожать. Ты снова чувствуешь себя маленьким, будто тебе десять лет.

- Я… Я с ней больше не живу, – ты говоришь очень тихо, почти шепчешь.

- Чо мямлишь как баба? Куда мамку просрал?

Ты откашливаешься. Изо рта вылетает пар.

- Мы поругались. Я с ней больше не общаюсь.

- Чо взрослый дохуя? Работу нашел? Бабу?

Пальцы выстукивают дробь по столу. Ты собираешься ответить, но потом обрываешь себя. Почему ты должен отвечать? Почему этот человек, который вкинул в тебя своих генов и ушел, тебе что-то предъявляет?

- Я… Почему ты спрашиваешь? Спустя 20 лет тебе стало интересно?

Отец усмехается, протягивает руку и тушит бычок о твой лоб.

- Хавальник отрастил с отцом так разговаривать, молокосос.  Спрашивают – отвечай.

Ты хочешь уйти. Ты смотришь в пол, избегая взгляда холодных, равнодушных глаз. Его лицо никак не меняется – даже когда он усмехается, кажется, будто дёргают за ниточки мертвое лицо. Ты никогда не мог понять, что он чувствует. Чувствует ли он вообще? Или он просто машина?

- Я… Не работаю. Еще. Только учиться закончил.

Отец достает вторую сигарету. С непроницаемым выражением он выдыхает дым тебе в лицо.

- Тунеядствуешь. От мамкиной пуповины так и не оторвался, сам себя не содержишь…

Его интонация должна была бы выражать сожаление, но ты его не слышишь. Его интонации вообще не меняются. Он с одинаковым выражением и тоном будет поздравлять молодых на свадьбе и прощаться с покойным. Уж не в него ли ты пошел? Быть может, безуспешность попыток понять его отбила у тебя желание разбираться в людских эмоциях? Быть может?..

-Так я и думал. Весь в мать. Такой же бесполезный кусок. Ну ничего. У меня есть дети и поудачнее.

Ты сидишь, уставившись в пол и дрожа от пробирающего холода. Резко встав и закинув автомат на плечо, отец сплевывает на землю.

- Прав я был, что ушел. Только бы время на вас терял. На тебя и мамашу твою… Всё гены её, истерички тупой и семейки её. Так бы сделал из тебя человека, но увы – война. Тебе сосунку не понять.

Ты просыпаешься с раскалывающейся головой. Перед тобой усталое лицо врача, который меряет тебе давление, за ним – Винт, очень бледный, мнущий в руках каску. Сколько ты был в отключке?

- Ну-с, молодой человек, что употребляли? – лицо врача выражает утомленное раздражение. Тебе стыдно, что ты отнимаешь его времени.

- Пиво… Да и всё…

- Пиво? Хах, вы слышали? – обращается он к Винту, будто предлагая оценить шутку. Винт виновато кивает. – Хватит тратить мое время, что употреблял?

- П-пиво…

Врач устало вздыхает и складывает в сумку тонометр. Достает тетрадь, и расчехлив ручку, спрашивает почеркнуто официально, с железном в голосе:

- Хронические болезни?

Ты порываешься сказать «нет», но вовремя останавливаешься. Ты же теперь хронический больной.

- Большое депрессивное, шизоидное, тревожное… Ем нейролептик-нейм, антидепрессант-нейм – ты по памяти перечисляешь оставшиеся таблетки

Взгляд врача выражает презрение и брезгливость.

- Молодой человек, пока вы тянете моё время, у меня три старушки от инсульта умрут. Так и скажите, употреблял запрещенные вещества без рецепта, получил интоксикацию…

Доказывать врачу, что ты сумасшедший, тебе кажется абсурдной идеей, поэтому ты молчишь.

Ой.

После заполнения отчета, врач откланивается, сердито желает тебе «всего хорошего», после чего отводит Винта в прихожую. Ты слышишь его раздраженный голос:

- Я не знаю, кем вы ему приходитесь, но если можете, повлияйте. Если за голову не возьмется – будете хоронить. До свидания.

Раздается хлопок двери. Усилием воли ты подавляешь желание заплакать. Ты же решил, помнишь? Будь мужиком. Ты чувствуешь себя устало и разбито. Винт тихо присаживается на край кровати. Весь его вид кричит «а я говорил тебе, бросай таблетки», но ему хватает такта молчать. Ладно, ты выиграл.

Винт начинает хлопотать вокруг, предлагает одеяло, чай, фольгу.Ты молча качаешь головой. Ты никак не можешь перестать думать – если бы отец был жив, неужели так бы и прошла ваша встреча? Ты практически забыл о нём за эти годы, но этот сон всколыхнув оставшиеся с детства эмоции. Обида? Потеря? Мучительные попытки понять, что хочет эта фигура в военной форме. Оцепенение, которое вызывал звук скрипа его сапогов. Озноб и ощущение неминуемого наказания, когда его пустые глаза останавливались на тебе. Ты с ужасом ощущаешь, что становишься на него похож. Такой же пустой, невыразительный, недоступный. Голова раскалывается. Винт садится рядом на кровать и кладет руку тебе на плечо. Зачем ты теряешь со мной время? Нашел бы кого-то, кто ценит твое общество. Пока ты со мной возишься, я думаю про тебя дрянь. Я не достоин жить. Я – разочарование. Я – трата времени. Я – бесполезен.

Пока ты предаешься этим невеселым мыслям, Винт робко гладит тебя по плечу. Стараясь тебя поддержать, он вещает:

- Ну, ты не переживай. Ты и без таблеток хороший человек.Вот найдем тебе работу, будешь успешный, будешь дела делать.

От этих слов тебя пробирает. Работать. Общаться с людьми.  Все требуют от тебя одного и того же. Ты –неполноценен. Ты не можешь работать. Ты боишься людей – можешь с ними общаться нормально только с допингом в виде алкоголя или таблеток. Ты – in-valid. Не-действительный. Не-действенный. Бесполезная трата ресурсов страны, еды, времени педагогов и родителей, Винта, врачей… Ты хуже, чем ничто – ты минус. Бездна, которая сжирает чужое время и силы.

Ты идешь по холодной улице. То ли раннее утро, то ли ночь, тыне знаешь. Ты просто хочешь перестать существовать – без боли, без агонии. Раз - и нету. Не тратить ничье время. Не вызывать раздражение и презрение у людей. Ты подходишь к заливу и опираешься локтями на ограду. Из порта выходят один за другим корабли, сопровождаемые грозно поворачивающимися орудиями береговой обороны. Такие приступы привычны для тебя – ты просто хочешь бежать от людей, чтобы не заслонять их взор своей жалкой фигурой. Как бы так исчезнуть, чтобы никто не заметил?..

Дальние окраины города озаряют вспышки разрывающихся снарядов. С запозданием до тебя доходит грохот. В детстве мама говорила приходить домой с улицы после третьего взрыва. Значит, обед. Кто знает, сколько сейчас времени.

Вместо прошедшей боли твою голову разъедают токсичные мысли. Я жру таблетки, а ведь их-то изготавливал, кто-то синтезировал в лаборатории вещества, водитель их вез, люди печатали деньги, на которые они куплены, а в итоге их потратили на меня. А ведь кому-то они могли помочь. Я стою на этой мостовой, изнашиваю камни своим весом, а без меня бы дольше прослужили. Я ношу эти шмотки, а кто-то сейчас умирает от холода, а их потратили на меня…

Ты погружаешься всё глубже. Даже воздух, кажется, оскверняется твоим дыханием. Как перестать быть?

Тебе никогда не хватало духу на суицид. Ты же тряпка. Суицид – это для уверенных в себе господ, которые могут принять окончательное решение и его исполнить.

Ты сдерживаешь наворачивающиеся слезы. Будь мужиком, держи свое слово. Выкуренный бычок обжигает губы. Терпи. Терпи боль. Терпи унижение. Терпи…

От самобичевания тебя отрывает телефонный звонок. Звонит Винт. Нет, дружище, больше я не буду тратить твое время. Ты сбрасываешь вызов. Видишь еще пять от Семёныча. Нехорошо заставлять старика волноваться. Еще будет переживать за тебя, бестолочь, у него сердце слабое, не дай бог помрет из-за такой дряни как ты…

Ты обрываешь мысленный монолог нажав на кнопку вызова. Это меньшее, что ты можешь сделать.

С третьей попытки тебе удается дозвонится. Взволнованный старческий голос радостно приветствует тебя:

- Стас, дорогой, спасибо, что позвонил! Как ты, родной?
Твои губы дрожат. Этому старому, брошенному человеку точно лучше от того, что ты существуешь.

- Спасибо… Да всё в порядке, я просто… Просто устал.

- Ну, ты не перетруждайся, дорогой. Я знаю, ты много работаешь… Ты у Алёши сейчас, да?

- Только вышел. Вам привет от него, – передача приветов всегда была для тебя загадочным социальным механизмом, который ты используешь только в этом конкретном случае. Врать нехорошо, но он знает, что ты врешь, и ты знаешь, что он знает, что ты врешь – не всё ли равно?

- Дааа. Спасибо. Рад, что вы двое в здравии. Будьте здоровы, живите богато, так они говорят?

Кто эти они, ты не знаешь, но старик довольно смеется после этих слов. Ты в кои-то веки чувствуешь себя нужным.

- Я… Я хотел спросить, – ты замечаешь, что хрипишь в трубку и откашливаешься, – мой отец… Какой он был в общении? Как он был с сослуживцами?

Семёныч некоторое время молчит, ты даже начинаешь думать, что вас разъединили. Но нет, он просто тщательно подбирал слова.

- Я понимаю, что тебя тревожит. Твой папа был человек с характером, конечно, сорвиголова еще тот. Но он очень тебя любил. Правда, Стас. Всегда хвастался, какой у него сын ответственный. Он бы тобой гордился, если бы был жив.

Ты сглатываешь и чувствуешь боль в пересохшем горле. Ты не плачешь, но твои руки дрожат. Ты не понимаешь своих эмоций, но знаешь, что где-то в глубине души сейчас ворочаются какие-то чувства. Ты хрипло говоришь в трубку «спасибо». Сколько лет нужно прожить, чтобы так понимать людей? С возрастом приходит мудрость.

- Я понимаю, Стас, что тебе тяжело сейчас, – раздается голос в трубке. Ты сейчас настолько далек от происходящего, что кажется, с тобой говорят с другой планеты, – и ты молодец, хорошо держишься. И за то, что нас с Алёшей не забываешь спасибо, ты верный товарищ. Ты не бойся, прорвёмся, всё будет хорошо.

Проходит какая разница сколько времени. Ты втайне радуешься ,что Винт на колёсах, и не может помочь тебе с переездом – иначе пришлось бы показывать ему свою квартиру, а это не есть хорошо. Переезд ставит перед тобой неприятные вопросы – надо ли тебе вкидываться в коммуналку? Сколько ты должен убираться? Эти критически важные вопросы Винт не задавал, видимо великодушно разрешая тебе никак не вкладываться в общий быт. Это ужасало тебя еще сильнее, поскольку, ты должен сам предложить. Вот только что? Ты ж безработный тунеядец. Всё это подводило тебя ко второй напасти после военкомата – работе. И если военкомат тебе удалось обойти, с работой так не получится. Ты можешь сколько угодно проповедовать, что систематический труд есть продукт неолитической революции и чужд человеческой натуре – денег от этого не прибавится. Ты не лентяй, но работа связана со взаимодействием с людьми и, что еще страшнее – с отчетностью перед ними. Начальственная фигура. Подчиненное положение. Брррр. Даже самый добрый и либеральный начальник страшен для тебя просто фактом своего существования. Есть кто-то, кто будет следить за твоей работой, и кого ты можешь огорчить. А огорчать людей очень страшно.

Ты листаешь газету, ища подходящие вакансии. Раздавальщик листовок, секретарь, милиция… Да вы издеваетесь. Вот если бы была такая работа, где все работают отвратительно, и всем на всё насрать… Внезапно тебя озаряет. Разумеется, муниципальная школа. Конечно, это тоже требует взаимодействия с людьми, но по крайней мере, ничего хорошего от тебя там ждать не будут. Ума нет – иди в пед. В конце концов ты можешь устроиться на писечную ставку, просто чтобы не сдохнуть с голоду. А там, глядишь, стажик какой-то будет капать…