Вдох-выдох. Медитация для лентяев. Повторяй минут пять – и тебе станет легче. Что, не стало? Значит, проблема в тебе. Надо признать, медитация сильно помогает – учишься останавливать свой мыслепоток, позволяет не срываться в пике, как раньше. Но мне она служит подспорьем для переговоров.

Есть такая простая техника – лестница. Я представляю, как оказываюсь перед закрытой дверью. Я открываю её, и передо мной длинный спуск – ступенек двадцать. Я представляю, как спускаюсь, ступенька за ступенькой, ноги рефлекторно подёргиваются, пытаясь ступать по воображаемому бетону.

Я слишком много времени провел в одиночестве. Человек -социальное существо, и он не должен так существовать. Особенно в детстве. Социальные контакты, с которыми я сталкивался, были в основном отрицательными. Многие годы компьютер был моим единственным другом. Даже сейчас я общаюсь с этой металлической коробкой больше, чем с кем бы то ни было. Игры и музыка держали меня в живых. Где-то читал, что мозг воспринимает песни как суррогат общения. Так я и «общался» годами – слушая голоса в наушниках. Мелодичный женский голос годы напевал мне на разные тона, что всё будет хорошо. В какой-то момент я ей даже поверил.

Мне не позволено любить себя или чувствовать положительные эмоции или те, которые я считаю слабостью. Поэтому, это приходится делать ей. Со временем она стала воплощать те черты, на которые я не имею права. Потом она начала мне сниться. Мы разговаривали, и она пыталась вытащить меня из того болота, в которое я скатывался. Я не придавал этому значения – мало ли, что может присниться. Лет в 18 я начал с ней разговаривать наяву – не всерьёз, просто когда ты постоянно двигаешь мысленные монологи, приятнее представлять, что у тебя есть слушатель. Она воплощает то, что нельзя – импульсивность. Эмоциональность. Истеричность. Жалость. Нежность Те черты, которые в моем представлении, нужно было отбросить, чтобы уцелеть. Мне пришлось пережить психоз, чтобы я смог говорить с ней наяву. Правда после того, как я сошел с ума, оказалось, что нас шестеро. Но говорим только мы с ней. Остальные не особо разговорчивые – по разным причинам.

Я дохожу до двери и пытаюсь сосредоточится. Каждый раз комната выглядит по-разному – в зависимости от того, что сейчас на уме у подсознания. Лишь несколько вещей неизменны – комната всегда белая. Я не придумываю её – я просто открываю дверь, и белая комната встречает меня разной мебелью и декором – как ей захочется. Иногда мне кажется, что она отдельный персонаж. Я никогда у неё не спрашивал – что я, совсем псих, разговаривать с комнатой?

Я сажусь за стол, напротив неё – мы всегда так сидим. Она улыбается и протягивает мне фотоаппарат. Меня передёргивает – не самые приятные воспоминания связывают меня с этой вещью.

- Мы всё еще живы, в этом «вставьтедату» году! Как насчет группового фото? Как в старые времена?

Я пожимаю плечами. Терпеть не могу фотографироваться. Но желание дамы закон.

- Скажите «сыр»! Кто опять моргнул? Вот дерьмо, пиксель в объектив попал. Ну ладно и так сойдёт.

Я никогда не бываю один. Так мне нравится больше.

Твои движения точны. Отточены годами социальной тревоги. Если навстречу идёт человек – остановись, дай ему пройти. Не мешайся на пути. Если на тебя смотрят – достань телефон. Не важно, что он разряжен – надо куда-то деть глаза. У тебя паршивое зрения, зато движение ты улавливаешь издалека. Ты достаешь сигарету, чтобы как-то унять нервы. Это ухудшает положение – теперь ты дёргаешься, что люди, идущие за тобой, вынуждены вдыхать табак. А вдруг кто-то из них умрёт из-за пассивного курения? Всё из-за тебя. Стресс заставляет достать вторую. А ведь есть еще люди в окнах – они тоже следят, а ты этого даже не знаешь. Разве ты можешь быть уверен, что прямо сейчас кто-то не следит за тобой из-за занавески и  смеется, глядя на твою нервную походку? Да от тебя аутизмом разит за версту. Становится еще тревожнее. Третья сига. Наверняка накурил себе спидорак такими темпами. Будешь умирать долго и мучительно. Еще одна. Ты делаешь проверку – разумеется, это не сон. Ситуация слишком знакомая, чтобы быть сном.  Обычно тебе удается загонять тревожность внутрь и идти дальше, но сейчас это не выходит. Что-то изменилось? Руки дрожат. Ты доходишь до дома и начинаешь привычно осматривать свою одежду. Не посадил ли ты пятно?  Нет ли на тебе грязи? Проверь одежду, проверь её еще раз. И выкури еще одну.

Ты переступаешь порог чужой квартиры. Этого уже достаточно,чтобы ты начал дергаться, тревога всё не уходит, и твои руки дрожат. Пора бы уже привыкнуть, не находишь?

Луна провожает тебя в гостиную и, сказав «щас вернусь», испаряется. Ты оказываешься наедине с пантеоном кукол. Столько глаз, и все они смотрят на тебя. Кресло не позволяет тебе вжаться в себя еще глубже. Ты рефлекторно тянешься за сижкой, но спохватываешься. Оставаться одному в чужом доме некомфортно. А вдруг ты вор? Эти люди имеют неосторожность пускать к себе всякую гадость с улицы. Думают об этом, наверное. Что, если они следят, что ты будешь делать, оставшись в одиночестве в их жилище? Может, у них есть камеры?

Ты делаешь проверку. Нет, это не сон, ты не можешь просто выйти в окно.

Жилище очень опрятное, куклы расставлены на полках с равными интервалами – ты пытаешься понять систему, стоящую за их расположением. От этого занятия тебя отвлекает Луна, принесшая чай.

— Вот так я и живу. Карри позже придёт, ему еще текстуры натягивать.

Ты решаешь не спрашивать.

- Я чай сделала, с лимоном, не спросила, ты сахар будешь?

О нет, зачем. Чем больше времени она потратит на приготовление напитка, тем тревожнее тебе будет. Проклятые социальные ритуалы, лучше бы ставили тебе бадью с водой, тебе было б легче.

- Н-ничего не надо, спасибо.

Она смотрит на тебя с сомнением.

- Ты в порядке? Выглядишь как-то помято. Куртку-то сними.

А чёрт. Ты так и сидишь, в куртке и в шапке. Больтоска.Стыдливо раздевшись, ты, пытаясь казаться искренним, заверяешь:

- Да-да, всё в порядке, я просто, это…

- Заработался? – спрашивает она сочувственно. Если бы ты еще работал, тунеядец

- Типа того, да. Я не думал, что у тебя столько кукол, – ты пытаешься перевести разговор в другое русло.

- Да, я этим загорелась года четыре назад, когда сутками сидела дома. У отца был фотоаппарат, я делала кукол и ставила небольшие сценки, потом фотографировала. И как-то увлеклась, и получилось всё это…

Она скромно обводит рукой свой кукольный храм.

- Мои предки из костов, маленький народ в европейской части. Мы с детства делали кукол, народный промысел, потом я уехала, а в трудную годину вернулась к этому хобби. Понимаешь, они как люди, только не осудят.

Нервно потея под взором ста с чем-то глаз, ты киваешь.

Прихлёбывая чай, Луна продолжает.

- Я всё время меняю хобби. Я увлекалась спортивной борьбой,таксидермией, звукозаписью, хатха-йогой, страйкоболом, промышленным альпинизмом, выдуванием стекла, академической греблей, бонсаем, могу терпимо читать по-японски… Но больше всего люблю фотографировать и кукол. Иногда вместе. Хочешь сделаю из тебя куклу?

Пожалуйста, не трать на меня еще больше своего времени – думаешь ты, обливаясь потом.

- А ты, я так понимаю, увлекаешься политикой?

Ты неопределенно пожимаешь плечами. С твоей точки зрения, это политика увлекается тобой, а ты пытаешься от неё спрятаться.

- Я очень увлекалась творчеством японских художников. Сейчас их правительство запретило всё, кроме соц-арта, а раньше у меня на них были большие надежды. У них появился своеобразный стиль после того, как по ним жахнули ядерным оружием.

Вспомнив о чем-то, она кричит в другой конец квартиры:

- Карри, ну где тебя носит, у нас же гости!

- Щас, оно рендерится.

Она недовольно вздыхает.

— Вот всегда с ним так.  Я тогда не спросила, а почему ты лежал?

Почему только ты не лежал.

- Тревожность, расстройство личности.

- Печальный, да? А ты не грусти. Я вот не грущу. Да совсем. Ты мне не веришь? Мне всё интересно, через полчаса у меня аудирование на японском, потом я буду делать своих кукол, ночью изучать сопромат…

- Выглядит так, как будто ты от чего-то бежишь.

Она внезапно становится очень серьёзной.

- Я очень долго работала над тем, что имею. Мое мышление позволяет мне быть очень производительной и не горевать по пустякам. Например, я могу сказать, что тебя не существует, и у тебя не хватит логического аппарата, чтобы доказать мне обратное. Ничего личного.

У тебя не хватает логического аппарата, чтобы доказать это даже себе, поэтому ты примирительно пожимаешь плечами.

- Карри, где тебя носит, чай уже остыл!

Тот отвечает ей рядом технических терминов, которые тебе ничего не говорят. Явно чувствуя раздражение, твоя собеседница поддерживает разговор.

- А помнишь, ты рисовал в дурке? Не вернулся к этому?

Рисовал громко сказано. Ты совершенно об этом забыл.

- Хочешь дам ручку и бумагу? Или у меня есть цветные карандаши, фломастеры, мелки, маркеры…

Время креатива. Некуда бежать. Выбери своего героя.

Кем же ему быть? Лучше всегда брать за основу кого-то знакомого, но разбавлять его образ чужими чертами, чтобы не вышло, что ты пишешь о нём. Ты заносишь ручку над листом, и вдруг вспоминаешь Вырастайку, беспомощно стоящего посреди засранной квартиры с поддельным Трило в руках. Что ж, тебе не повезло быть художественным прототипом. В чём суть Вырастайки? Ты грызешь ручку, пытаясь собраться с мыслями. Как можно дистиллировать человека до пары абзацев текста? Ты ведь даже имени его не знаешь. Впрочем, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что расстройством он обязан батеньке. К гадалке не ходи. Значит, токсичные родители. Угум… Гены… И среда. Какая у него среда? Чтобы ответить на этот вопрос, надо понять, где он живёт. Значит, надо придумать ему страну. Чо там есть у стран…

Ты начинаешь зарисовывать квадрат. Скрепя сердце, ты вынужден попросить цветные маркеры. Итак, как создать страну для чайников и имбецилов, урок первый: придумайте символы власти. Ты начинаешь творить, изо всех сил удерживаясь, чтобы не делать свою страну. Что обычно бывает у стран?  Мрачное прошлое, заставившее кучу несвязанных народов жить вместе. Внешний враг, заставивший их раз за разом объединяться. Большая Война, о которой старики рассказывают детям. Гражданская, которая расколола общество и до сих пор не зажила. Религиозные конфликты и угнетённые меньшинства. Некие коварные «они», сидящие за границей и угрожающие.

Проходясь по своему воображаемому списку, ты пытаешься придумать максимально типичную страну. Выходит не очень, потому что ты невольно опираешься на знакомые тебе реалии. Что еще должно быть у стран? Некий Великий Лидер, который когда-то объединил эти земли. Общая мифология и сказки, которые с детства объясняют ребенку, что за мир вокруг него. Система образования, которую все будут ругать, потому что никто никогда не доволен своей системой образования. Интеллигенция, которая ворчит на власть. Этические вопросы, которые стравливают либералов и церковь. Аааадерьмо, выходит слишком похоже. Окей, что если они все негры и бывшая колония? Да, так лучше. Значит, были под гнетом иноземных захватчиков…

Через примерно пятнадцать минут, ты накидываешь общие черты своей альтернативной вселенной. Ты спохватываешься, что занимаешься средневековой геральдикой своей страны вместо того, чтобы писать персонажей. А, да, Вырастаечка.

Луна всё это время терпеливо следит за твоим творчеством.

- А почему у них дракон на гербе?

- Спойлеры! – говоришь ты. Почему бы в альтернативной вселенной не водиться драконам? Хммм, как существование драконов изменило бы сельское хозяйство? Можно ли их приручить? Держать как скот? Ездить на них…

Проходит еще какое-то время. Луна несколько раз пытается докричаться своего мистического бойфренда, который так и не появляется. В конце концов она раздраженно уносится к нему, и ты слышишь приглушенные голоса спорящих. Как бы так незаметно отсюда испариться?..

Тебя отрывает от созидания миров воспоминание – тебе же еще к Семёнычу! За окном уже темно. Положив листок к себе в карман, ты тихонько одеваешься и выходишь в коридор.

- Почему я не могу до тебя докричаться, когда ты мне нужен? Мы же договаривались!

- У меня много работы, почему ты предъявляешь мне претензии, в прошлый раз было так же…

- Почему ты принимаешь это на свой счет, эта ситуация повторяется не в первый раз…

Ты стелсово одеваешься

- Можешь за мной закрыть?

Луна отрывается от спора и провожает тебя к выходу

— Вот всегда он так. Ладно, не в последний раз, еще увидитесь, – обнадёживает она тебя.

- Буду ждать, – и ты скрываешься в подъезде.

Ты ползешь по ночным улицам. Предосторожности, которые ты предпринимаешь, чтобы ни с кем не столкнуться, заслуживают похвалы. Если бы они имели смысл. Если бы тебя преследовал КГБ, ты бы отлично заметал следы и не отсвечивал – с твоей паранойей из тебя бы вышел неплохой разведчик. Вот только ты никому не нужен. А значит, и твои приготовления – лишь бесполезный балласт, отнимающий силы. Ты вспоминаешь восточную притчу про принца, который потратил всю жизнь и всё свое состояние, чтобы научиться сражаться с джиннами. Но за всю жизнь он так и не встретил ни единого джинна. Так и ты все время боишься выдуманного преследователя и принимаешь меры защиты от угрозы, которой не существует. Что будет, если взять случайного гражданина и заставить его бояться всех окружающих? Странная аналогия приходит тебе в голову – это будет как сыр, на который нацепляли обвесов. Ты можешь нацепить на сыр снайперский прицел – но он всё еще не будет стрелять. Можно сделать сыр со штыком – но им неудобно будет резать. Можно заставить гражданского конспирироваться и избегать теней – но никто этого не заметит. Как знать, может быть, боевой сыр даже полезнее, чем ты.