- Что ты, чёрт побери, делаешь?

Она гневно хмурится, уперев руки в бока. С козырька фуражки капает кровь. Ногу обмотала двенадцатиперстная кишка.

— Это на память, – я снимаю с шеи камеру. Объектив закрыт, но какая разница.

- Ты можешь хоть к чему-то отнестись серьёзно? – она сокрушенно качает головой.

Я пожимаю плечами.

- Этого не должно было случится, понимаешь? – она грустно вздыхает, обводя взглядом заляпанные кровищей окрестности. – То, что она взорвала этих ботов, положим, не проблема… Я могу их воскресить. Блядь, в рукаве чьи-то волосы, фууу… Но то, что она начала убивать своих, – она задумчиво бьет сапог по подошве, и из него вываливаются потроха, – означает, что она больше не может стать розовой императрицей. Это что же, теперь я должна здесь за неё рулить? А как же моя история? Что же теперь, всё пропало? – она растерянно смотрит на меня.

Я достаю пачку беломора. Удобно – не надо искать зажигалку, я могу прикурить хоть пальцем. Теоретически, я могу скастовать дым прямо себе в лёгкие и не заморачиваться – но ритуал поджигания сигареты бодрит.

- Мне кажется, из тебя льется слишком много экспозиции, – она испепеляет меня взглядом, – делай как я – положи болт.

Она хочет меня отругать, но машет рукой и начинает вещать в фотоаппарат.

- Я только начала. Как правило, в каждом сознании находится по одному представителю каждого цвета. Они отражают ролевые модели, стремления, на которые ориентируется психика, – при этих словах она снова надевает сапог. Раздаётся «чвяк», и из обувки вылетает мозговая извилина. Поправив сползшую фуражку, она создаёт возле себя учебную доску, берет указку и проецирует на доску схему.

- Тебе не кажется, что это стоило пояснить немножко раньше?

- Цыц. Конечно, это устаревшее Юнгианское говно, но у нас не было выбора. Это схема условна, и координаты различаются у разных людей. Основных для нас четыре – первые два формируются, когда ты рождаешься – жизнь и смерть, Либидо и Мортидо, Эрос и Танатос… Мы называем их Вита и Черный человек по личным причинам. Ты слышал про них много раз под разными именами. Вторые два формируются в процессе взросление – мужская и женская модель. Император и Императрица. Первый пол и второй. Сильный и слабый. В зависимости от твоей культуры отношения между ними разные. В некоторых культурах допустим третий пол. В некоторых четвертый.

Я зеваю. Господи, я слышал это уже столько раз.

- Если ты мужчина, то по умолчанию подражаешь отцу или мужчинам в твоем окружении. Если твоя семья не совсем отбитая, конечно. И у тебя формируется представление о другом поле – от матери и девочек/женщин, которых ты встречаешь в жизни. Юнг называл её Анимой. Обычно люди сталкиваются с ней только во сне. Если в процессе твоего развития что-то пошло не так, тебя может мотать по этому спектру в разных направлениях.

Она переводит дыхание и создает себе стакан воды. Я ловлю на себе её раздраженный взгляд и понимаю, что мне нужно задать насущный вопрос, хотя я и знаю ответ.

- А кто между крайними пунктами?

- Отличный вопрос! – я изо всех сил пытаюсь не засмеяться. – Эти… Сущности могут занимать разные положения у разных людей. Например, мы с Анной, занимали одно положение, но она, убив своего подданного, сместилась ниже, к черному. Если она дойдёт до него, она сместится еще ниже и тогда мы в жопе.

Она снова смотрит на меня. Куда деваться от этого взгляда.

- А кто в центре?

- Рада, что ты спросил. В центре – идеальный Наблюдатель. Лишенный страха смерти, агрессии, желания жить, гендерной принадлежности, личных привязанностей – равнодушный и абсолютно объективный. Недостижимый идеал, сферический Наблюдатель в вакууме. Всевидящее Око. У него много имен. Возможно, это Ты?

Она обращается куда-то в пространство. У каждой истории должен быть Наблюдатель, иначе её не существует, верно?

- Всё это означает, что если у Стаса не будет Императрицы, то у него тупо башка взорвётся. Или я не знаю что. Он станет сверх-Мужиком? Мне кажется, он уже достаточно всрат. Так что, мне придётся играть эту роль, – она обречённо вздыхает, – не хочу экспериментировать. У меня есть история, которую я хочу рассказать, и она трещит по швам. А ты, – она тыкает в меня указкой, – нихрена не помогаешь мне с этим.

- Тебе не кажется, что заставлять чужое сознание играть твою роль, только чтобы ты могла рассказать свою историю, негуманно?

- Я их создала! Я имею право делать с ними, что пожелаю. К тому же я обещаю, что всё будет хорошо. Мне нужно только разгрести это дерьмо.

Мы входим в опустевшую Церковь. Стоит открыть дверь, как нам на голову чуть не падает деревянная балка.

- Ну и бардак! Ну ничего, я-то тут всё обустрою.

Совершая пассы руками, она откатывает время назад. Балка взлетает вверх, вслед за ней каменная крошка занимает положенное место на стенах, дыры в потолке начинают затягиваться металлической крышей.

- Совсем тут всё запустила, – она сокрушённо качает головой. Земляной пол начинает втягиваться назад в почву, обнажая деревянное покрытие. Я подхожу к стогу соломы и с размаху плюхаюсь в него, только чтобы он растворился подо мной, отправившись назад во времени.

- Надо навести порядок, – пока время обращается вспять, и из стен вылетают разорвавшиеся снаряды, из темноты выходит, отвешивая поклон в пол, Маг.

- Рад снова видеть вас, Госпожа.

- Тебя еще забыла спросить, пидорас. Своему-то я башку уже сняла.

- Я понимаю, повелительница. Но раз вы решили остаться, вам могут понадобиться мои услуги.

Она оборачивается и вопросительно смотрит на меня. Я пожимаю плечами. Как будто мне есть дело.

- Поскольку физически мы в этой реальности не существуем, тебе нет смысла стучать на нас государству. Чего ты хочешь?

- Для меня не удивительно, что столь мудрая Госпожа осведомлена о моих функциях. Не то что прошлая, вы, безусловно, способны принимать жесткие решения…

Она раздраженно хмыкает.

- Вытащи язык из моей задницы и переходи к делу. И не смей оскорблять мою дочь. Она стоит нас всех месте взятых.

- Как прикажете, Госпожа, – он отвешивает еще один поклон в пол. На стене тикают восстановленные часы. Тик-так, – мы с Михаилом лишились Хозяйки, но не способны существовать самостоятельно, без служения. Поскольку вы решили занять эту нишу… - он почтительно умолкает и делает еще один поклон. Из темноты выходит медведь и жалобно ревет.

- Возможно, стоит вас оставить. Не то чтобы вы были мне нужны – но вы были её любимыми игрушками. Хоть какая-то память. Пока я восстанавливаю здесь всё дерьмо, объясните, зачем вы нужны.

Маг снова кланяется, после чего материализует из воздуха схему. Взяв указку, он откашливается.

- Поскольку вы, люди, стадные существа, ваше сознание очень быстро заимствует иерархию, с которой вы сталкиваетесь с детства. Даже в семье вы вынуждены встраиваться в мини-государство. Неслучайно монархи и повелители любили сравнивать свои страны с семьей, где они – родители, а их подчинённые – дети. Сознание людей, выросших после изобретения сельского хозяйства устроено иерархически. Все мы, красные, являемся её подданными, и без неё наше существование лишено смысла, она подобна солнцу, что освещает наш жалкий быт…

- Ближе к делу.

- Кхе-кхе. Да, так вот. Сознания, по каким-то причинам откалывающиеся от общей иерархии, обретают полное сознание, но долго не способны выживать – их слишком ужасает окружающий хаос, и они быстро теряют рассудок. Поэтому Госпожа, или Господин, в зависимости от вашего цвета, оказывает вам услугу и затуманивает разум, не давая скатиться в безрассудство. Воистину, божественное правление.

- Зубы выбью, – цедит императрица, кастуя на потолок люстру.

- Прошу прощения, Госпожа, меня занесло. Если психика в ладу, то красные трудятся на полях и фабриках, производя гормоны и медиаторы, а синие защищают их от черных – от зла. Белые выступают лекарями и священниками. Белые и черные являются божествами, и выполняют свои функции независимо от мирских правителей. Как правило, верховным правителем является женщина, поскольку её подданые дают урожай. Мужчина же является повелителем военных. Но это зависит от вашей культуры. Каждый начальник, красный и синий, как правило, создает себе свиту, чтобы компенсировать свои слабости и отдавать приказания низам. И здесь на сцену вступаем мы, – Маг скромно склоняет голову.

 - Достаточно, теперь уёбывай. Магией я тебе заниматься не доверю. Чисто из коллекционных интересов я дам тебе своей маны, чтобы ты не подох. Цени, у меня всего две локации, а значит, придётся воевать. Я не собираюсь голодать. Пойдёшь на фронт, поддерживать мои силы. И мехового с собой захвати.

Маг кланяется и снимает шляпу, обнажая блестящий череп. Императрица заканчивает создание своего трона и устало падает в него. Некоторое время смотрит пустым взглядом в пространство, потом обращается ко мне.

- Я уже начинаю по ней скучать. Бросила меня здесь… По крайней мере, эти двое будут напоминать мне о ней. Время переносить сюда моих, заодно познакомишься.

Она лезет в карман и достаёт оттуда свой телевизор. Чем подсознание удобно – так это безразмерным инвентарём.

Наши уши разрезает истошный визг. Витражи в оконных проёмах начинают дрожать. Императрица спохватывается и нажимает кнопку на пульте, отключая звук.

- Дерьмо, каждый раз про это забываю. Я забыла вас представить. Знакомься, это – Ящик.

Заткнутый телевизор смотрит на меня, не моргая, голубыми механическими глазами. Антенны на его башке ритмично подёргиваются.

- Я приручила его в детстве. Они пасутся на лугах, жрут микросхемы. Вообще они всеядные, больше всего любят человечьи мозги. Он моё домашнее животное. Когда мне нужно, показывает мои воспоминания. Обычно, я отключаю звук, ставлю на него печать.

- А что он хочет сказать?

- Я не знаю, – она пожимает плечами, – он очень хочет что-то нам донести, но он видел ВСЁ. Всё, что когда-либо происходило и произойдёт. Наверное, я бы на его месте тоже пищала. Да, Ящик?

Она постукивает его по корпусу. Он тянется к её руке усиками. На экране один за другим сменяются случайные изображения, разбавленные помехами.

Экран щёлкает и начинает показывать тускло освещенную комнату – кажется, чердак. Под потолком покачивается тело. Удавка сдавливает тонкую девичью шею, на синюшней коже проступают фиолетовые синяки. Никто не пришел её снять. Вокруг головы повешенной роятся мухи.

Она торопливо щёлкает пультом. Картинка сменяется – деревня, кровавый закат и еще одно тело, свисающее с древесных ветвей. Подбежавшая собака терзает повешенную за штанину.

- Прекрати! – её руки дрожат. Щелчок. Тюремная камера. Затянутый галстук вокруг шеи. Щелчок. Руины города. Группа солдат, гогоча, вздёргивает пленницу на деревянной перекладине. Щелчок – и экран потухает.

Мы сидим некоторое время в тишине. Она обнимает себя за плечи. Её знобит.

- Я забыла стереть историю просмотров. Я не хотела, чтобы ты это видел, – говорит она хрипло.

- Кажется, ты хочешь мне что-то рассказать, – тактично замечаю я.

- Видимо, у меня нет выбора, – она обреченно вздыхает. - Я смотрела их месяцами, пока сидела у тебя в башке. Все эти альтернативные реальности, где я гибну. Я гибну практически гарантированно. Было уже пятьдесят попыток. У меня получилось выжить только один раз, с тобой. Я хочу хотя бы еще раз доказать, что могу выиграть. Пусть даже не я, пусть моя дочь – я хочу быть уверена, что то, что я жива, не случайная статистически вероятная ошибка, а моя заслуга. Что я имею право существовать. Что я жизнеспособна. Для тебя это игра, но для меня это очень важно. Я и в этот раз собиралась помирать. Но когда ты не пустил меня… У меня появилась надежда. Я не хочу уходить снова, – её голос срывается, и она переходит на шепот.

- Пожалуйста, не отпускай меня. Я не хочу быть случайностью. Таймлайны всё время ломаются. Всё всегда идёт по ветке А. У меня в кои-то веки появился шанс, я была так рада. Но потом всё пошло по-другому. Такого еще не было. Она решила стать красной невестой – а значит, это ветка… В? Я не знаю, чего ждать. Я так потеряна.

Я один в комнате. Мое сознание не хочет анализировать увиденное. Мне хватает своих проблем.

В последнее время я сильно скатился. Подскакиваю от звука сообщений на телефоне, дыхание спирает, руки трясутся. Психотерапевт на пару с психиатром накидали мне литературы по самопомощи – в основном когнитивно-поведенческая терапия. Я слишком нищук, чтобы позволить себе регулярно ходить на психотерапию. Но на литературу меня не хватает – книжки лежат и желают моего внимания. Я не могу. Мысли о том, что я проёбываюсь вместо самолечения, заставляют глаз дёргаться. Психиатр говорит, что таблетки мне не помогут – проблема не биологическая, проблема в сломанных путях мышления. За все эти годы я потерял надежду на выздоровление. Я лечусь уже по привычке, потому что без этого буду чувствовать себя потерянным. Есть такой термин – госпитализм. Сейчас на Западе стараются не класть поехавших на годы в дурку, потому что они к ней привыкают и не могут адаптироваться к жизни вне неё. Мне дурка не положена, но мое постоянное бесполезное лечение превратилось в ритм жизни. Есть ли для этого термин? Какая разница. Я всё еще здесь, я принимаю таблетки, которые мне не помогут и жду… Чего я жду? Когда я состарюсь, и мне можно будет помереть, я полагаю. Остаётся утешаться тем, что родись я раньше, всё было бы еще хуже. А в Африке негры голодают. Не грусти. Терпи.