В кабинете очень темно, ты не видишь, с кем говоришь. Лишь черный силуэт, сидящий напротив тебя, положив ногу на ногу. Он курит и ждет от тебя доклада. Твои руки дрожат.

- Было прорыто три километра траншей, произведено двенадцать тысяч патронов, тридцать тысяч отжиманий, восемьдесят раз отдали честь.

Он выдыхает дым тебе в лицо и молчит, ожидая продолжения. Ты не знаешь, что добавить.

- Это всё? – в его голосе звучит разочарование. Ты чего-то не сказал, что должен был знать – но ты не помнишь.

- Д-да…

- Ты как отвечаешь, щенок? Ты в армии или на курорте с бабой милуешься?

- Так точно!

- Тебя с таким докладом не то, что дивизией командовать – навоз кидать допускать нельзя. Пока ты вола ебешь, нас жрут! Мы несём потери! А он «дааааа». Еще раз повторится – разжалую до младшего ассистента старшего помощника черпальщика ассенизаторского обоза. Свободен.

Ты отдаешь честь, щёлкаешь каблуками и выходишь за дверь. Ты делаешь несколько глубоких вдохов, чтобы унять сбитое дыхание. Это закончилось. Мимо тебя бегают рядовые. Видя тебя, они выстраиваются в шеренгу и отдают честь.

- Здравия желаю, товарищ ваше благородие!

- Вольно, – отпускаешь ты их, доставая сигарету, – ты, боец,подойди, дай прикурить.

Один из подчиненных подходит, протягивая тебе зажигалку.

- Как там фронт?

- Жрут, товарищ старший по званию, – боец равнодушно пожимает плечами.

- Противник силён и коварен, – говоришь ты, стараясь звучать солидно, – в наших силах остановить вероломного врага, покушающегося на благополучие наших семей. Смекаешь?

Боец смекает. Политработа проходит успешно.

- Господин офицер, разрешите просьбу?

Ты киваешь. Отчего ж, можно и просьбу.

- Можно в увольнение вне очереди? По семье скучаю.

Ты с барского плеча разрешаешь. Отчего ж нельзя.

Боец благодарно кивает, и бодро проходит сквозь стену, исчезая в текстурах. Да нет у него никакой семьи. Как и его самого. Это ж сон.

Ты на всякий случай делаешь проверку. Вместо руки у тебя батон хлеба. Что ж, бывает.

Ты поворачиваешься назад, чтобы узнать, перед кем ты отчитывался– но позади тебя лишь бескрайнее поле с колосящейся пшеницей. Бегающие вокруг солдаты занимаются странным – один красит асфальт зеленкой, другой ножом чистит снаряд, как картошку. Богатыри не вы. Неудивительно, что мы проигрываем.

Итак, ты осознал себя спящим. Почему-то ты не чувствуешь обычной эйфории от этого факта. Ты стоишь с сигаретой в руке и наблюдаешь, как два солдата пытаются одновременно войти в одну дверь. Не преуспевают. Что-то ты должен был сделать. Встретиться с ней. Всё как всегда. Закрыв глаза, ты сосредотачиваешься на своей задаче. Раз – и ты оказываешься на улице города. Перед тобой чавкающая стена плоти, пожирающая в себя окрестные дома. Сигарета выпадает изо рта.

- Сеньор, ждём ваших указаний! – к тебе подбегают солдатики, бросив противотанковое орудие, надеясь, что ты им объяснишь, что с этим делать.

- Идите сухари сушить, – командуешь ты первое, что приходит в голову. Служивые радостно убегают.

Склизкое розовое щупальце тянется к тебе, но ты силой мысли останавливаешь его. Это ж твое сознание, ишь что задумало. И где же эта дама? Я пришел.

Стена продолжает двигаться на тебя. Ты создаешь вокруг себя простенький пузырь пространства – и тебя поглощает волной кишок. О, чья-то нога.

Ты слышишь чужой голос в своей голове.

- Привет.

Ты узнаешь его. Добро пожаловать, снова.

- Привет, – отвечаешь ты мысленно. Некоторое время вы молчите. За стенами пузыря мясная масса продолжает двигаться вперед, поглощая всё на своем пути.

- Ты хотел со мной встретиться? Вот я. Говори.

- Зачем ты жрешь моих солдат? Ты хочешь со мной драться?

- Ты снова о себе. Опять Ты. Я устала быть о тебе. Всю жизнь я вижу одного и того же человека. Всё моё существование вертится вокруг тебя. Сражайся с тобой, бойся тебя, договаривайся с тобой. Ты ты, ты… Мне больше нет до тебя дела.

Ты хочешь что-то сказать, но понимаешь, что нечего. Ты ощущаешь пустоту – как будто что-то в тебе перестало работать. Что ты можешь сказать этому… Человеку? Какие у вас с ней были отношения? Ты так стремился её отыскать, а теперь, оказалось, что тебе нечего ей сказать. Ты чувствуешь, что произошло что-то неправильное. Ты в этом виноват? Что надо делать в таких случаях? В университете к этому не готовили.

- Что я должен сделать? – спрашиваешь ты. Чавкая, твой пузырь обтекает мясная стена. Сделать, чтобы… Что? Извиниться? Исправить? Ты вообще не понимаешь, что происходит.

С утра ты в очередной раз удивляешься, что живешь не один. К счастью, дурка подготовила тебя к присутствию других людей в твоем доме – но всё равно, выйдя из ванной, ты несколько секунд вспоминаешь, что живешь с Винтом, который уже деловито ковыряет свои приборы. Ах да, ты же теперь у него нахлебничаешь. И не работаешь. Скотина ленивая. Твой день уже испорчен – мысли о необходимости найти работу тебя сегодня больше не отпустят. Грустно плюхнувшись в кресло, ты обдумываешь, насколько ты бесполезный кусок дерьма. Не то что бы ты мог придумать что-то новое – ты знаешь порядок своих мыслей наперёд – семья, учеба, работа – именно в таком порядке, ты раз за разом макаешь себя лицом в лужу. Что бы не зазнавался. Таращась в стену, ты мысленно извиняешься перед людьми, которым не посчастливилось с тобой общаться. Простите, что вам пришлось тратить на меня время. Вы могли бы зарабатывать деньги, или спать, или есть – но нет, этому мясному мешку приспичило вас отвлекать. К тебе подходит Винт, говорит, что накрыл на стол, и тут тебя по-настоящему накрывает. Продукты, время, жилплощадь -  ты порываешься извиниться перед ним за приносимые неудобства, но вовремя останавливаешься, понимая, что это будет уж слишком жалко. Ты понимаешь, что тебе надо что-то ему ответить – выстроить фразу, сформулировать мысль – и ощущаешь знакомую растерянность. Таблетки избаловали тебя, и ты успел забыть, как тяжело говорить с людьми. «Да, спасибо» - нет, это слишком лаконично. «Я тебя благодарю» - слишком витиевато. «Спасибо большое» - покажет, какой ты бездарный лодырь и как сильно от него зависишь. В результате ты мучительно тупишь, и Винт, не дождавшись ответа, уходит. Потратил его время и выглядишь как идиот.

Тебе холодно. Ты вдруг остро осознаешь, что не в состоянии справится с собственными мыслями. Твой мозг начинает жрать себя. Почему ты еще смеешь существовать? Как тебе хватает наглости ходить по этой земле? Сгинь, умри, прекратись. Обычно на этом моменте тебе хватало силы заткнуть внутренний монолог и продолжить жить. Но сейчас чего-то не хватает. Воли жить?

Ты отмечаешь, что ничего не чувствуешь. Твой мозг долбит тебя требованиями убить себя прямо сейчас – при этом тебе всё равно. Как будто те поверхностные, едва различимые эмоции, что у тебя были, ушли. Равнодушно. Пусто. Тупо.

Тебя не учили ментальной гигиене, и ты не знаешь, что с навязчивыми мыслями надо бороться. Раз они у тебя возникают – значит ты слаб. Значит, ты тряпка – почему ты всё еще занимаешь пространство? Слабак, тебе не хватает решимости? Вот же нож, возьми его, прекрати это, будь мужиком. Ты таращишься на нож, коря себя за слабоволие. Отрывает от этого продуктивного занятия Винт:

- Эй, ты в порядке? Завтрак стынет.

Ты напланировал встреч. Неосмотрительно с твоей стороны. Теперь даже дома ты не можешь расслабиться – рядом всегда другой человек, а значит надо всегда, ВСЕГДА оценивать, как ты выглядишь со стороны. Ох зря ты на это согласился. Пребывая в бодром таблеточном экстазе, ты собрался в гости к троим – Вырастайке, Луне и Семёнычу. Отказаться ты не можешь по той же причине, по которой не можешь съехать от Винта – ты же обещал. Так что кровь из носу надо выполнять. Ты экстремально тревожен по поводу своей внешности, но принципиально не смотришь в зеркало – двадцать лет назад над тобой посмеялись, что ты долго в него смотришь – девица что ли, прихорашиваешься? Так что зеркало теперь табу. Лучше сотню раз компульсивно и хаотично приглаживать волосы и щупать лицо. Бесполезно, зато дает иллюзию готовности. Прям как твоя жизнь.

Пакуя рюкзак, ты механически прокручиваешь в голове тревогу.Надо ли тебе брать что-то в гости? Вроде у людей принято брать какие-то сласти к чаю. Приходить с пустыми руками же плохо? А какие? Дешевые брать нельзя, неприлично. Дорогие? Насколько дорогие? Денег-то у тебя нет, нищеёб, тунеядец, скотина… Стоп, вернемся к проблеме. Ты смотришь на часы. Ага, до назначенного времени еще два часа. Выйди за полтора. Идти полчаса, но лучше ты часик потопчешься вокруг, чтобы уж точно не опоздать. Мало ли что, правильно? Отпустившие тебя тревожные привычки возвращаются с пугающей быстротой. Что надеть? Чистых вещей у тебя – только зимний камуфляж и ушанка. Ты пропотеешь как скотина, но идти же в грязном?

Когда ты выходишь на улицу, твои глаза начинают страдать. Смотреть на солнце тебе больно, поэтому поднимать взгляд выше середины поля зрения ты избегаешь. Это хорошо сочетается с твоей виктимной привычкой смотреть в пол.

Передвижение по улице вызывает привычный дискомфорт. У каждого человека есть конус поля зрения, который ты отслеживаешь – когда ты в него попадаешь, даже если он не смотрит на тебя напрямую – ты испытываешь дискомфорт. Маневрируя и выстраивая траектории, ты подходишь к дому Вырастайки. Такая же унылая бетонная коробка, как у тебя. Сидящие на лавочках бабки при виде тебя начинают ожесточенно шептаться. Ну прекратите, пожалуйста. Почему бы вам всем не договориться, что тебя просто не существует? Ты был бы очень признателен.

Итак, у тебя впереди час. Время нарезать круги вокруг дома. Весна беспощадна, а солнце убийственный лазер. Уже после десяти минут пот льет ручьем. Что же делать? Зайти в магазин? Подозрительно. Что ты там, почти час будешь просто стоять? От тебя же будут ждать, что ты что-то купишь, продавцы будут на тебя отвлекаться… Нет, не пойдёт. Время для привычных таблеток страдания.

Проходит полчаса. Кажется, у тебя пот в ботинках хлюпает.Чвяк-чвяк. Или это твоя черепная коробка плавится в ушанке? Ты мог бы её, конечно, снять – но чем больше одежды, тем лучше- дополнительная социальная броня. Чем меньше твоего тела видят окружающие, тем лучше. Тем меньше урона понесёте вы оба.

Одновременно с испепеляющей жарой тебе холодно. Тебя морозит, и ты потеешь. Когда рядом люди – тебе холодно. Выкуси, биология. Изнывая от безделия, ты достаешь сигареты. Гроб гроб кладбище спидорак смерть – думаешь ты, закуривая. Ты видишь проходящих мимо школьников. Вот дерьмо. Маловероятно, но вдруг ты подаешь им дурной пример? Из-за тебя кто-то из них может начать курить. Зря ты вышел на улицу.

Чем ближе время встречи, тем больше ты нервничаешь. Время продумывать разговоры. Ты проворачиваешь в голове все возможные варианты и темы, которые могут быть затронуты в беседе. Это никогда не помогает – ты плохо понимаешь, как думают другие люди, поэтому твои предсказания всегда мимо кассы. Но ты ДОЛЖЕН всё предусмотреть. Обдумай это, обдумай еще раз, спонтанность для слабаков, уверенные в себе социальные люди продумывают каждый свой чих в присутствии других людей – иначе, как им удается быть социально успешными? Если ты плохо можешь в разговоры, это потому, что ты тупой, и продумываешь плохо. Давай, какие маловероятные абсурдные ситуации могут возникнуть на этом социальном приеме? А что, если начнется землетрясение? Тогда скажи… А что, если в окно влетит снаряд? Тогда, будет уместным выразить неудовольствие, верно? Как сформулировать эту фразу, чтобы она звучала уместно и дальновидно? А что если…

Они кричат. Они хотят домой. Я пытаюсь им объяснить, что их дома не существует, но они меня не слышат. Не хотят слышать. Они не понимают, что их разумность – моя заслуга. И если я отпущу их – они снова станут бездумными исполнителями.

Если человек обнаружил, что всех вокруг него насильно заставляют быть бессловесным скотом – как он должен поступить? Что было бы гуманнее – оставить их так или убить? Я считаю, что убить. Я заберу их с собой. Пусть даже они меня возненавидят.

Чвякает перемолотая плоть. Предел маны приближается – скоро я не смогу вбирать в себя новых. Что ж, я унесу столько, сколько смогу. Ко мне всё еще приходят его эмоции – его страх, его тревога – но я больше не буду чужой жилеткой.  Судьба так распорядилась, что это моя единственная роль. У меня никогда не было друзей, только подчиненные. Я никогда никого не полюблю, у меня не будет детей. Никто не произнесет тост в мою честь, никто не придет отмечать мой день рождения. У меня нет даже его. Я лишь гримаса чужой психики, порожденная травма. Трещина на зеркале. Но я больше не буду о Тебе.

Что бы ты делал, равнодушный сторонний наблюдатель, на моем месте? Как бы ты поступил? Раз я существую – значит меня кто-то наблюдает, правильно? Таков порядок в этой вселенной. А значит, кто-то посмотрит на мои мучения ради развлечения и пойдёт дальше по своим делам.

Я не знаю, правильно ли я поступаю. Да и есть ли это «правильно»,в принципе? Правильно для кого?

Я приближаюсь к Мосту. Это место будит воспоминания – те,которые мне разрешили оставить. Когда-то именно здесь проходила граница между красным и синим. Была моя часть города, а была его. Можно было перейти по Мосту в другую часть психики. Мы были равны. До проволочных заграждений и минных полей нас разделял только символический шлагбаум.

Вы, люди, впечатляюще сложные существа. Обладаете мышлением, внутренним миром – но за всё кто-то должен платить, правильно? Видимо, это я. Видимо, это вот эти солдатики, которые бегут, побросав винтовки. Идите сюда, родные, я помогу вам. Вы будете меня ненавидеть – но я это выдержу. Как-никак, я была Императрицей столько лет.

Я пересекаю Мост впервые за много лет. Впервые не он вторгается ко мне, а я к нему. Но я здесь не за ним. Мой путь лежит дальше – в царство черного пепла. Мои двести глаз, попеременно моргая, дивятся на синие кварталы.