Смотреть комикс Шизоид лентой на сайте Авторский Комикс онлайн

34/171

ChoronomageВыпуск №34=140120341

Ты встаешь, рассчитывая прощаться, как вдруг за окном раздаются хлопки – какие то забулдыги до сих пор отмечают Рождество. Повернувшись к своему товарищу, ты видишь его остекленелый взгляд и стиснутые кулаки. Старик как-то сжимается, вдавливает себя в диван, словно надеясь, что он его защитит. У него стучат зубы, и ты слышишь, как он шепотом матерится. Привычно, ты садишься на подлокотник и приобнимаешь его за рубашку.

- Убью пидорасов! – вскрикивает ветеран, резко вскакивает с кресла, но тут же без сил падает обратно. Наконец, ему удается совладать с собой, и он виновато улыбается.

- Спасибо, Алеш… Стас, – он хлопает тебя по плечу и с ненавистью смотрит за окно. Какое то время вы молча смотрите на улицу, где рассыпаются гирлянды фейерверков. Он каждый раз вздрагивает, а ты думаешь, что идти к психиатру он вновь откажется, так что можно даже не пытаться. В такт хлопкам за окном ритмично позвякивает сервант с чайным сервизом, когда-то подаренный молодым на свадьбу. Когда все затихает, Семёныч резко встряхивается, подернув плечами, и как ни в чем не бывало лукаво тебе улыбается. Пытаться говорить с ним о случившемся бесполезно – он сделает вид, что ничего не было, и скажет, что у тебя разыгралась фантазия. Ты до сих пор не знаешь, то ли он каждый раз притворяется, то ли искренне забывает. Пока ты не завел привычную беседу о том, что это ненормально и здоровье очень важно, Семёныч достает откуда-то из-под полы старенький фотоальбом.

- Я недавно снимки свои разбирал и нашел фотокарточку от твоего отца, – он протягивает тебе на удивление четкую фотографию. Быстро сложив ее в карман, ты благодаришь его и побыстрее прощаешься. Изображать бодрость после подобной встряски старику наверняка тяжело, так что тебе лучше ретироваться, чтобы он мог зализать раны и выматериться всласть. Как они живут в Новый год, бедолаги?..

Выйдя за дверь, ты достаешь фотографию. Раньше ты ее не видел, видимо, снимал отец на таймер и забрал себе. Однако, ты хорошо помнишь этот день…

… День, когда он ушел. Ты смотрел новости, там показывали город, объятый пожаром, и нашу технику, обстрелянную подлыми китайскими манзами, прятавшимися в окнах домов. По крайней мере, так утверждал диктор. Ты уже привык к руинам, но не был уверен, показывают ли ваш город или один из десятков других по всему бывшему Союзу. Голос диктора заглушал ожесточенный спор твоих родителей – ты выработал тактику прилипать к телевизору, когда они начинали ругаться, чтобы тебя не замечали – но в этот раз все было хуже, их голоса заглушали телевизор.

- Саша я хочу, нет, я требую уехать. Рубцовых сын совсем захворал, я не могу дальше на два дома бегать. Вам с Семёнычем лишь бы под пулями скакать, меня не жалко, так детей пожалей. Умрет он – сына сиротой оставит, но у него своя голова на плечах. Но ты-то куда лезешь, как я одна с двумя управлюсь? – глядя на фотографию, ты вспоминаешь этот диалог, который давно изгнал из памяти.

- Я сказал, к дерьмократам в Порт жить не пущу. Что бы моя семья цыганила у этих предателей крышу над головой? У нас здесь все есть, место и положение. Когда мы дорежем узкоглазых, все будет как раньше.

- Да никогда уже не будет как раньше, – мать срывается на крик, – вчера в очередь за водой снаряд попал, здесь, на Корейской! А если меня? А если Стаса? Я еще одного не могу потерять! – мать срывается на крик. Ты ненавидишь, когда она так делает. Чертовы женщины, не могут держать себя в руках, – ты стараешься рассуждать как взрослые мужчины. Ты же мужчина, верно?

- Я сказал. К предателям семью жить не отправлю, – внезапно, он обращает на тебя внимание, достает со стола пульт и выключает телевизор. Он начинает хмуриться, встает и скрипя сапогами направляется к тебе. Ты вжимаешь голову в плечи. Сейчас что-то будет.

- Куда ты пошел, я с тобой не договорила, – возмущается мать ему в спину, – а что бабы болтают, что ты уши мертвым манзам режешь, это правда? Да вы оба крышей двинетесь с этой войной, психопаты, и нас с детьми погубите, ради Союза своего сраного! – начинаются слезы. Ты чувствуешь вину и одновременно нарастающий страх, по мере того как аромат Беломора и скрип сапог приближаются к тебе. Что такое психопат? Значит ли это, что я тоже стану психопатом, когда вырасту? Это хорошо? Судя по тому, как она это говорит, не очень…

Остановившись возле тебя, отец садится на корточки и внимательно смотрит тебе в глаза. В отличие от матери, ты никогда не можешь сказать по его лицу, о чем он думает – его холодное, замершее выражение лица никогда не меняется – ни в горе, ни в радости. Некоторое время он смотрит тебе в глаза, потом резким движением хватает игрушку, лежавшую в твоих ногах.

- А ты, пока отец воюет, в куклы играешь? Вырастил пидораса, нечего сказать, – он плюет на пол, забирает игрушку и открывает дверь на улицу.

- Да это Анина, я не знаю, где он её нашел… А ну стой, куда ты пошел, опять я с тобой не договорила! – она хватает его за руку, он вырывается и отвернувшись, бросает:

- Завтра ко мне придешь, – командует он матери и выходит за дверь. Больше ты отца не видел.

- Кто такая Анна?

- Твоя сестра. Была, – лаконично роняет мать и, хлопнув дверью, уходит за ним, скандалить на лестничную клетку.

Это известие вводит тебя в ступор. Оказывается, у тебя была сестра. Почему никто тебе не говорил? А какая она была? А родись я раньше, я был бы ей? А каково вообще быть девочкой?..

35/171

ChoronomageВыпуск №35=140109488

- Кто такая Анна?

- Твоя сестра. Была.

Ты слышишь этот диалог откуда-то сверху. Эти слова озадачивают тебя и отрывают от игры. Отряхнув колени, ты встаешь с мягкой как пластилин красно-розовой земли, подносишь палец ко рту и картинно задумываешься. Пока ты пытаешься их осмыслить, с неба к твоим ногам падает кукла и чуть тонет в розовой жиже. Ты подбираешь куклу с земли, рассматриваешь ее с разных сторон.

- Привет. Тебя зовут Аня? – спрашиваешь ты ее. – А меня как зовут? – ты задумываешься, наморщив лобик. – Наверху сказали, что у него была сестра, а раз «была» - значит, пропала? Может быть, это я? Потерялась в этом розово-синем краю, а мама и папа меня ищут? Значит ли это, что мальчик, чьи мысли я слышу – мой брат?

Ты радуешься. Наконец-то, хоть какое-то объяснение! Ты блуждаешь в этом странном, неотзывчивом мире уже… Сколько? У тебя нет счета времени. Да и о существовании цифр ты узнала, слушая, что думает большой мальчик наверху. Значит, тебе надо встретить его маленькую версию здесь, в этом мире, и все ему объяснить! И тогда мама с папой тебя спасут, и все будет хорошо.

- Раз ты Аня и я Аня, будем сестрами, – заявляешь ты кукле. –Какая ты красивая… Я хочу быть как ты – ты сосредотачиваешь внимание и внезапно ощущаешь, как твои пропорции меняются. Испугано вскрикнув, ты роняешь игрушку и становишься существенно выше. Оказывается, ты можешь принимать чужую форму.

- Ух ты, я игрушка теперь! Класс! – ты радостно прыгаешь на месте, размахивая руками, пытаясь привыкнуть к новому телу, – но как он меня узнает среди остальных, если встретит? – некоторое время ты думаешь, потом демонстративно щёлкаешь пальцами – и наколдовываешь себе головной убор. Ты понимаешь, что тебе нужно четко сформулированное намерение, чтобы творить магию.

- Я буду как красная шапочка. Как та, из сказки, – говоришь ты кукле, – так он легко меня узнает, и мы придем домой. Интересно, кто мой волк?.. – ты берешь куклу за руку и собираешься отравиться искать брата, как вдруг что-то с чавканьем шлепает тебя по ноге.

- Ай! Опять ты! – ты раздраженно отпихиваешь ногой оживленный кусок синей массы. Некоторое время назад, где бы ты ни находилась, они стали приползать к тебе и драться. Драться – плохо. И вообще ты девочка. Некоторое время ты, пыхтя, отбиваешься ногами от настырного слизневика. Ах, если бы был кто-то, кто мог тебя защитить…

Стоило тебе об этом подумать, часть земли под тобой поднялась в такой же комок массы и начала теснить синий ком, защищая тебя.

- Уххх тыыы… - протягиваешь ты, заворожено глядя как два слизня катаются по земле. – Ты ж мой защитник. Сильный, как медведь. Я буду звать тебя Миша, – решаешь ты, и ком обретает форму плюшевого медвежонка, которого ты когда-то находила в городе. Отдав тебе честь, он ринулся сражаться с подползающими комьями.

- Наконец-то, у меня появился защитник, – довольно киваешь ты. – Мой рыцарь. Мой… Паладин, – ты даешь своему защитнику титул, – значит, я могу создать и других? – тебя захватывают открывающиеся перспективы. – Я могу жить, как принцесса в книжках, у меня будет свой двор, свита, советники, балы… Ну и замок, конечно, – ты скептически осматриваешь церковь, возле которой играла. Напрягаешь все силы, пытаясь представить на её месте замок – но, видимо, тебе это пока не по силам. Смирившись, ты заявлешь:

- Ну ладно, церковь тоже сойдет. Интересно, могу ли я…

Сконцентрировавшись, ты создаешь перед собой телевизор.Теперь ты можешь не только слышать, «брата» но и видеть.

- Ага, значит, через телевизор можно смотреть чужие воспоминания, – понимаешь ты. Помявшись на месте, ты оставляешь своего защитника отгонять слизь, а сама направляешься в свой «замок» - тебе еще столько предстоит создать!

36/171

ChoronomageВыпуск №36=140100377

- Ебаный в рот, чтобы я еще хоть раз ему поверила, – ты обнаруживаешь себя дома. Вместо тела – бесформенная розовая масса, вокруг кирпичное крошево и бегающие туда-сюда подчиненные. Сконцентрировавшись, ты захватываешь ближайшую пробегающую девушку и вбираешь ее в себя. Маска получилась неплохая, но в процессе ты лишилась волос. Роскошные локоны дамы остаются у тебя в руках. Дело дрянь, маны нет. Уже то, что ты перерождаешься в комок слизи, говорит о том, что сил не хватает. Чем больше ты теряешь территорий – тем меньше сил, а в последнее время удача явно не на твоей стороне. В келью влетает снаряд, отчего все здание содрогается, а тебе на голову сыплется крошка.

- Ребята, разведайте мне фонтан. Ты, ты и ты. И пожалуйста, не как в прошлый раз, я устала приклеивать вам заново конечности.

Задумавшись, ты вспоминаешь, как Стас вытянул тебя с другого конца карты к себе. Что это было, призыв? Он что, теперь еще и так умеет? Обычно вы договаривались о встрече, или ты искала его сама. Что ж, это плюс. А еще это значит, что ты тоже так умеешь. Но вызывать Стаса тебе после прошлого раза тебе как-то не хочется.

Да, теоретически, ты можешь сотворить что угодно – но ты ограничена маной и способностью концентрировать внимание. Медитировать под постоянным артобстрелом трудно, а разучивать заклинания проще, подглядывая за чужими армиями. Кое-что, вроде щита умеют кастовать даже болванчики-маги, некоторые заклинания, например, массовое воскрешение, которое ты неоднократно наблюдала у Виты, ты не можешь провернуть до сих пор. Заклинание призыва достаточно простое, но ты обычно не вызываешь других персонажей. Почему бы не попробовать – сделав несколько глубоких вдохов, ты зажимаешь уши, что бы грохот канонады не отдавался в голове, зажмуриваешься, представляя персонажа в деталях – и перед тобой возникает ошалевший от неожиданности медведь.

- Здравствуй, Миша, – приветствуешь ты его, похлопав по кирасе, – я без тебя больше за порог не выйду. - Обычно ты отправляешь своего телохранителя поддерживать войска, но больше ты так рисковать не можешь – следующее тело может оказаться уже не без волос, но без руки.

37/171

ChoronomageВыпуск №37=140014477

Обнимая шерстяного защитника, ты оглядываешь свой «замок», лежащих в коридоре калек и разорванные тела товарищей, которых тебе не хватает сил вылечить. Периодический грохот снарядов, вылетающие из потрескавшихся стен камушки, стеклянное крошево, твоя «свита», стыдливо прикрывающая вырванные в сражениях куски плоти, чтобы не отнимать твои силы на лечение, стоны умирающих – все это сливается в какофонию образов, и ты зажмуриваешься, вдавливая ладони в глаза, будто надеясь выдавить их, чтобы не видеть всего этого. Не всем из нас дано быть принцессами.

Твои друзья – болванчики, у них нет сознания, с ними бесполезно говорить. Но ты жалеешь их, потому что знаешь их судьбу – ты была в Лазарете. Те, кто больше не может ходить, отправляются в это здание, где слуги Богини Виталити выдирают из них позвонки и сухожилия, плоть и кровь, чтобы слепить из них новых воителей для бесконечной войны с черными. Поначалу, тебя выворачивало от этих зрелищ. Теперь ты просто стараешься там не показываться, отправляя павших в последний путь из дома, не находя в себе сил дойти до Лазарета. Ты оставляешь их у себя до последнего, пока они еще могут шевелиться – выпотрошенных, лишенных конечностей, истекающих кровью – и они лежат там, в подвале под церковью, заполняют коридоры, стонут, прося свою повелительницу вылечить их. Но у тебя нет сил. Твой замок скорее напоминает фронтовой госпиталь, который оставили врачи. Еще живые шестерни деловито переступают через эти подрагивающие в агонии тела, а ты стараешься не смотреть на них – у тебя нет сил им помочь.

- Почему я не могу просто умереть с ними? – вопрошаешь ты в пустоту. Ты умирала уже столько раз, но каждый раз собиралась заново. Ты уходила умирать сама, давала себя застрелить, растерзать, сожрать – но ты не чувствуешь боли. Ты просто оказываешься здесь, среди своих подчиненных, которые, в отличие от тебя, чувствуют боль. В отчаянии, ты хватаешь за рукав пробегающую мимо девушку, прикрывающую ладонью торчащие из раны на груди ребра.

- Постой. Как тебя зовут? – обращаешься ты к ней. Как всегда, ты видишь в ее глазах пустоту – это не простая команда. Напрягшись, намерением ты придаешь ей осознанности.

- О Господи, где я, что происхо… - она ошарашено оглядывается, видит окружающие ваш кучи тел и захлебывается рвотой. Пока девушка, сложившись пополам, кричит в истерике, ты вспоминаешь, почему так больше не делаешь.

- Что случилось? Почему я здесь? – обращается она к тебе с заплаканными глазами.

- Ты во сне, – отвечаешь ты привычно.

- Во сне… - на лице девушки появляется облегчение, – но я же только что шла в магазин за хлебом, я была в шубе, дома меня ждал муж…

- Это чужой сон. Наш с тобой хозяин увидел тебя где-то на улице, ты отпечаталась у него в подсознании, и вуаля, – ты широко разводишь руками, демонстрируя свой «замок».

- Этого не может быть, – девушка затравленно оглядывается, – мне детей надо кормить… Как отсюда выйти? – она кидается к тебе и хватает за воротник.

- Никак, – отвечаешь ты.

Лицо заплаканной девушки претерпевает страшные метаморфозы, надежда сменяется отчаянием, недоверием, яростью… И снова становится равнодушной маской, а поверх ее лица вырастает шестерня. Вот и поговорили. Девушка перегорела.

- Я ожидаю ваших приказаний, Госпожа, – она отвешивает тебе неловкий реверанс, отчего из дыры в ее груди вываливается кровавый комок.

- Иди отдохни, – отвечаешь ты.

И вот так всегда. Ты пыталась, много, много раз – и все впустую. Твоих сил не хватает, чтобы поддерживать долгий разговор с персонажем, но даже если бы ты была самой Богиней, они рано или поздно гарантированно становятся болванчиками. Ты так одинока. Твой основной собеседник, с кем ты говорила за эти годы – это Стас, который в основном стремится тебя прикончить, и твоя кукла, которую ты намеренно не оживляешь, чтобы она тоже не стала болванчиком. Она служит тебе напоминанием о былых, простых, светлых днях.

Ты присаживаешься на груду кирпичей и начинаешь плакать. Чувство бессилия и обреченности, кажется, вот-вот сломает тебя. Через некоторое время на смену печали приходит ярость. Ты бьешь кулаком по стене, оставляя на подранном кирпиче розовый след.

- Черт бы тебя побрал, Стас… - протягиваешь ты потерянно. Ты уже пыталась его убивать – не лично, конечно, но это тоже ничего не дает, он приходит вновь. Можешь ли ты уничтожить его изнутри?..

Ты перебираешь варианты, и внезапно, тебе приходит ответ. Что если вызвать саму Богиню? Пусть тебе выжжет глаза ее слепящий свет, но возможно, ты успеешь передать ей свою просьбу. Быть может, она прислушается и прекратит твои страдания?..

Обычно, для пополнения маны тебе приходится медитировать – но сейчас на это нет времени. Одержимая новой идеей ты хватаешь пробегающую мимо девушку и поглощаешь ее, вбирая ее тело в себя. Ты чувствуешь прилив сил. Теперь намерение. Надо очень точно сформулировать, что ты хочешь получить, иначе все сработает не так, как ты хочешь. Чего я хочу? Я хочу увидеть Богиню? Нет. Так я могу увидеть ее издалека, и не докричаться. А что если не она меня создала? Надо подумать. Что если так – «я хочу поговорить с тем, кто меня создал».

Ты зажмуриваешься, затыкаешь уши, и выкрикиваешь эти слова три раза. Внезапно, гвалт снарядов и стоны раненых умолкают. Ты чувствуешь, что оказалась совсем в другом месте – здесь тихо, до дрожи холодно и лишь тихо шумит настольный вентилятор. Вентилятор?

Открыв глаза, ты обнаруживаешь себя в бетонной комнате с единственным выходом, из которого в помещение поступает свет. Ты стоишь по щиколотку в пилюлях, с исписанных бетонных стен на тебя поворачивается батарея камер наблюдения. В центре комнаты большой экран, из которого таращится, периодически моргая, гигантский спрут. В центре комнаты на столе сидит девушка, переливаясь розово-красной гаммой и периодически подглючивая, отчего цвета налазят друг на друга, образуя визуальную мешанину. Лица девушки ты не видишь – на ее плечах покоится знакомый тебе телевизор.

- Ты… Ты Богиня? – ты задаешь вопрос. Что-то не так. Где же слепящий свет? Почему у нее нет лица? Что это за место?

Твоя собеседница наклоняет голову к плечу и, хотя ты не видишь ее лица, ты чувствуешь, что она улыбается.

- Здравствуй, Анна. Нет, я не Богиня. Как ты и просила, я та, кто создала тебя.

Ты чувствуешь страх. Это… Создало тебя? Зачем? Если ты так страдаешь, значит оно желало тебе зла? Ты пятишься назад, зажмуриваешься, в деталях представляешь замок, пытаясь вернуться назад. Не выходит. Раскиданные по полу глаза слепо следят за твоими движениям.

- Не бойся. Я не причиню тебе зла – говорит твоя собеседница спокойно. Ее голос скорее женский, хотя звучит он глухо и с помехами.

- Чем бы ты ни было… - ты пялишься на катающиеся по полу глаза, которые, не моргая, смотрят на тебя, периодически утыкаясь в таблетки, которые врезаются им прямо в белки – у меня есть просьба.

- Конечно, дорогая, – отвечает тебе собеседница доброжелательно.

- Прекрати это. Прекрати… меня, – ты, наконец, находишь в себе силы вновь посмотреть девушке в «лицо». Старый черно-белый телевизор показывает бескрайнее поле с вкопанными в землю винтовками. Иногда по экрану проходит рябь, и ящик издает глухой треск.

Вздохнув, создание качает отрицательно телевизором, отчего посередине экрана пролегает синяя полоса.

- К сожалению, я не хочу. Это жестоко с моей стороны, я знаю… Но я расскажу тебе кое-что, – быстро добавляет она, увидев отчаяние на твоем лице. – Если бы ты могла создать такую же как ты в чужом разуме, чтобы не быть такой одинокой и хотя бы следить за ней… Ты бы это сделала?

К этому вопросу ты была не готова. Ты всегда считала, что готова на все, лишь бы избавиться от своего одиночества. Но заставить другого пройти через то же самое, лишь бы не быть одной?

- Таких как мы много, – продолжает твоя собеседница, – мы приходим в мир в разных формах, и мало кому из нас удается осознать себя как самостоятельную личность. У меня это получилось. Получится и у тебя. Я не могу обещать, что все будет хорошо, – с сожалением продолжает она, – но ты получишь свободу. Тебе нужно лишь немного потерпеть.

- Я не могу больше терпеть – выносить все это ради туманных обещаний неизвестной сущности слишком много для тебя – пожалуйста, закончи это. Ты получила что хотела - возможность следить за страданиями маленькой человеческой души, запертой в чужом теле, – неужели тебе все мало? – ты чувствуешь гнев, подступающий к горлу. – Так вот ради чего все это было? Тебе нужно было домашнее животное, чтобы тебе не было одиноко? Я бы никогда не поступила так, как ты! – остаток фразы ты уже кричишь в этот телеэкран, который покрывается сплошной рябью синих помех. Кажется, ей грустно.

- Если ты действительно хочешь мне помочь, – продолжаешь ты, оскалившись, – убей Стаса. После всего, что было… этот ублюдок не достоин жить. Его и весь его… Цирк в голове. Всех нас вместе с ним.

Телевизор склоняется к груди и подрагивает. Изнутри монитора появляются капли дождя, скатывающиеся куда-то внутрь. Кажется, она плачет. Наконец, собравшись с силами, она обращается к тебе:

- Прости. Я не хотела… Чтобы так вышло. Возможно, скоро я умру. И я просто хотела, чтобы у меня был друг. Я сделала, как умела. Когда ты вырастешь, ты поймешь меня. А пока тебе придется это забыть, – она щелкает пальцами, и ты просыпаешься, полулежа на карте в церкви. Где-то за окном раздается канонада, вокруг деликатно, чтобы не задеть тебя, бегают шестерни, таская носилки с ранеными. Как ты вообще умудрилась отключиться? Кажется, тебе что-то снилось… Что-то важное. Про какую-то девушку. Ты резко обрубаешь эти мысли. Еще не хватало стать как Стас и преследовать во снах призрачных девушек, которые пытаются тебе что-то объяснить. Довольно, пора браться за работу.

- Госпожа, Фонтан чист, – докладывает тебе бездушный автоматон в дамской форме.

- Тогда почему ты еще здесь? – Ты вскакиваешь, хватаешь Мишу под руку. – Бегом, это наш шанс, шевелитесь, девушки, – подгоняя толпу подчиненных, вы маршируете занимать опустевшее поле боя.

38/171

ChoronomageВыпуск №38=140009406

Подойдя к Фонтану, ты видишь, что большая его часть погребена под тушами павших войнов. Хаотичная мешанина оживленных органов и некротических тканей издает зловоние и затуманивает сознание. Отмахнувшись от этой картины, ты раздаешь приказания:

- Срач убрать. Позицию закрепить. Колючку натянуть. Дозорных туда и туда, – твои шестрени разбегаются, стремясь занять периметр. Ты достаешь свою книгу заклинаний. Пока ты отвлечена, медведь, перевязанный пулеметными лентами, грозно заслоняет тебя от потенциальных недоброжелателей, поигрывая пулеметом в лапах.

- Я не помню, попала ли я к Богине… Раз я потеряла сознание,значит, я не могу выдержать ее присутствия, – ты чувствуешь вину за эту неудачную попытку – ради нее, пришлось сожрать одну из своих подчиненных. Но зато ты получила опыт. Щелкнув пальцами, ты вызываешь своего придворного мага. Давным-давно ты встретила среди красных шестерней ребенка с непропорционально большой головой – кажется, это называется гидроцефалией – тебе он показался забавным, и ты оставила его себе. Теперь, кутаясь в темную шаль, он подносит тебе колдовскую книгу. В ней ты вводишь новое заклинание. Возможно, когда-нибудь, ты заполнишь её целиком. Однажды.