ChoronomageВыпуск №34=151290573
Ты встаешь, рассчитывая прощаться, как вдруг за окном раздаются хлопки – какие то забулдыги до сих пор отмечают Рождество. Повернувшись к своему товарищу, ты видишь его остекленелый взгляд и стиснутые кулаки. Старик как-то сжимается, вдавливает себя в диван, словно надеясь, что он его защитит. У него стучат зубы, и ты слышишь, как он шепотом матерится. Привычно, ты садишься на подлокотник и приобнимаешь его за рубашку.
- Убью пидорасов! – вскрикивает ветеран, резко вскакивает с кресла, но тут же без сил падает обратно. Наконец, ему удается совладать с собой, и он виновато улыбается.
- Спасибо, Алеш… Стас, – он хлопает тебя по плечу и с ненавистью смотрит за окно. Какое то время вы молча смотрите на улицу, где рассыпаются гирлянды фейерверков. Он каждый раз вздрагивает, а ты думаешь, что идти к психиатру он вновь откажется, так что можно даже не пытаться. В такт хлопкам за окном ритмично позвякивает сервант с чайным сервизом, когда-то подаренный молодым на свадьбу. Когда все затихает, Семёныч резко встряхивается, подернув плечами, и как ни в чем не бывало лукаво тебе улыбается. Пытаться говорить с ним о случившемся бесполезно – он сделает вид, что ничего не было, и скажет, что у тебя разыгралась фантазия. Ты до сих пор не знаешь, то ли он каждый раз притворяется, то ли искренне забывает. Пока ты не завел привычную беседу о том, что это ненормально и здоровье очень важно, Семёныч достает откуда-то из-под полы старенький фотоальбом.
- Я недавно снимки свои разбирал и нашел фотокарточку от твоего отца, – он протягивает тебе на удивление четкую фотографию. Быстро сложив ее в карман, ты благодаришь его и побыстрее прощаешься. Изображать бодрость после подобной встряски старику наверняка тяжело, так что тебе лучше ретироваться, чтобы он мог зализать раны и выматериться всласть. Как они живут в Новый год, бедолаги?..
Выйдя за дверь, ты достаешь фотографию. Раньше ты ее не видел, видимо, снимал отец на таймер и забрал себе. Однако, ты хорошо помнишь этот день…
… День, когда он ушел. Ты смотрел новости, там показывали город, объятый пожаром, и нашу технику, обстрелянную подлыми китайскими манзами, прятавшимися в окнах домов. По крайней мере, так утверждал диктор. Ты уже привык к руинам, но не был уверен, показывают ли ваш город или один из десятков других по всему бывшему Союзу. Голос диктора заглушал ожесточенный спор твоих родителей – ты выработал тактику прилипать к телевизору, когда они начинали ругаться, чтобы тебя не замечали – но в этот раз все было хуже, их голоса заглушали телевизор.
- Саша я хочу, нет, я требую уехать. Рубцовых сын совсем захворал, я не могу дальше на два дома бегать. Вам с Семёнычем лишь бы под пулями скакать, меня не жалко, так детей пожалей. Умрет он – сына сиротой оставит, но у него своя голова на плечах. Но ты-то куда лезешь, как я одна с двумя управлюсь? – глядя на фотографию, ты вспоминаешь этот диалог, который давно изгнал из памяти.
- Я сказал, к дерьмократам в Порт жить не пущу. Что бы моя семья цыганила у этих предателей крышу над головой? У нас здесь все есть, место и положение. Когда мы дорежем узкоглазых, все будет как раньше.
- Да никогда уже не будет как раньше, – мать срывается на крик, – вчера в очередь за водой снаряд попал, здесь, на Корейской! А если меня? А если Стаса? Я еще одного не могу потерять! – мать срывается на крик. Ты ненавидишь, когда она так делает. Чертовы женщины, не могут держать себя в руках, – ты стараешься рассуждать как взрослые мужчины. Ты же мужчина, верно?
- Я сказал. К предателям семью жить не отправлю, – внезапно, он обращает на тебя внимание, достает со стола пульт и выключает телевизор. Он начинает хмуриться, встает и скрипя сапогами направляется к тебе. Ты вжимаешь голову в плечи. Сейчас что-то будет.
- Куда ты пошел, я с тобой не договорила, – возмущается мать ему в спину, – а что бабы болтают, что ты уши мертвым манзам режешь, это правда? Да вы оба крышей двинетесь с этой войной, психопаты, и нас с детьми погубите, ради Союза своего сраного! – начинаются слезы. Ты чувствуешь вину и одновременно нарастающий страх, по мере того как аромат Беломора и скрип сапог приближаются к тебе. Что такое психопат? Значит ли это, что я тоже стану психопатом, когда вырасту? Это хорошо? Судя по тому, как она это говорит, не очень…
Остановившись возле тебя, отец садится на корточки и внимательно смотрит тебе в глаза. В отличие от матери, ты никогда не можешь сказать по его лицу, о чем он думает – его холодное, замершее выражение лица никогда не меняется – ни в горе, ни в радости. Некоторое время он смотрит тебе в глаза, потом резким движением хватает игрушку, лежавшую в твоих ногах.
- А ты, пока отец воюет, в куклы играешь? Вырастил пидораса, нечего сказать, – он плюет на пол, забирает игрушку и открывает дверь на улицу.
- Да это Анина, я не знаю, где он её нашел… А ну стой, куда ты пошел, опять я с тобой не договорила! – она хватает его за руку, он вырывается и отвернувшись, бросает:
- Завтра ко мне придешь, – командует он матери и выходит за дверь. Больше ты отца не видел.
- Кто такая Анна?
- Твоя сестра. Была, – лаконично роняет мать и, хлопнув дверью, уходит за ним, скандалить на лестничную клетку.
Это известие вводит тебя в ступор. Оказывается, у тебя была сестра. Почему никто тебе не говорил? А какая она была? А родись я раньше, я был бы ей? А каково вообще быть девочкой?..