Хет и Ракшаса

(Часть 3)

Твердо решив найти какую-то новую информацию для Сержанта (и, возможно, произвести впечатление на него), Хет пробиралась по болотистому склону к землям внизу. И прибыв туда, она увидела воистину странное и страшное зрелище.

На площади было большое скопление местных жителей. Был выставлен длинный накрытый стол, и все обитатели собрались вокруг огромного костра, что отбрасывал призрачные отблески света на их темные и белоглазые лица. Хет увидела там хозяйничавшую возле огня женщину, и мужчину, копавшегося в мусоре, и даже девушку, несшую сверток. Все собрание разразилось неземным стенанием, их потянутые руки напоминали клешни, а их поднятые лица были чудовищны. Мощный разряд страха прошил сердце Хет, и она тот же час бросилась во дворец.

Утром она рассказала Сержанту о том, что она видела, и он поздравил ее с находкой и пообещал удвоить свои поиски в свете открывшихся доказательств правонарушений. Так что, даже несмотря на то, что сапоги и униформа Хет были испачканы благодаря ночным злоключениям, в то утро она светилась гордостью, а ее подбородок бы высоко задран, перед ней шествовал Центурион, согнув свою ударную руку.

Открытие Хет, казалось, придало Сержанту сил. Он начал расспрашивать жителей в два раза быстрее, чем раньше, и очень скоро у них был подозреваемый, которого Центурион с невероятной скоростью прикончил, прежде чем они смогли задать ему вопрос. Внутри него не было Ракшасы, по сути, он был всего лишь несостоятельным должником. Так было и со следующим человеком, которого убил Центурион – женщиной, которая оказалась фальшивомонетчицей.

– У нас будет очень напряженный день, – промолвил Сержант, чистя свои идеальные ногти.

Хет не находила себе места от разочарования и вины. Как могли они постоянно ошибаться? Они пришли сюда не за мелкими преступниками. Определенно, у местных жителей была какая-то ужасная тайна, которую они скрывали, особенно учитывая темное собрание, которое Хет обнаружила накануне ночью. Возможно, тут замешан целый клан Ракшас, замышляющих их убийство. Обмазанные грязью лица сгорбленных и скособоченных людей вокруг Хет выглядели более схожими, чем когда-либо. Казалось, они смеются над ней.

Наконец решившись, Хет извинилась перед Сержантом и Центурионом, и бросилась в хижину женщины, возившейся у огня, и распахнула ее дверь пятой своего шеста

– Эй, ты! – насела на нее Хет. – Что ты делаешь?

– Я пеку хлеб, – отвечала изумленная женщина, – ибо эта земля сурова и скудна, но она все равно одаривает нас. Это то, что мы имеем.

Хет была подозрительной и сделала три великолепных шага внутрь комнаты, таких же, как делал Сержант. Но женщина показала ей печь и то, как она топилась, и тонкий и хрупкий на вид хлеб, который она выпекала там. И так как Хет не смогла найти ничего подозрительного в испеченном хлебе, она вышла и побежала к жилищу мусорщика.

– Эй, ты! – воскликнула она, добравшись туда. Она крепко сжимала свой шест, ибо опасалась непредвиденных проблем. – Чем ты занят?

Сортировщик с удивлением обернулся к ней.

– Я подготавливаю амулеты, сделанные горожанами, – ответил он. – Ибо эта земля сурова и мрачна, но люди ее находчивы.

Хет сделала два больших шага внутрь жилища и увидела, что он говорил правду. Амулеты не были сделаны безупречно, но им была присуща некоторая грубоватая красота, и это было бесспорно. Со все возрастающей тревогой, Хет подхватила свой шест, и бросилась искать девушку со свертком.

Это не заняло у нее много времени, потому что Хет очень спешила. Страшное подозрение, что ее обманули, завладело ею, и она стала ходить, набычившись и сощурившись, как Центурион. Ее рука так и норовила коснуться рукояти меча, но никогда не завершала движения, потому что Хет была очень плоха во владении мечом.

Она обратилась к девушке, которая повернулась к ней, широко раскрыв глаза.

– Эй, ты! – рявкнула Хет, шагнула вперед и схватила незнакомку за плечо. – Что вы замышляете? Я знаю, что вы, люди, что-то скрываете от меня!

Та уставилась на Хет и промямлила:

– Пожалуйста! Я несу погребальную одежду! Ибо эта земля сурова, и ее правители жестоки, но люди устойчивы.

Именно тогда Хет поняла, что она стискивает плечо девушки слишком сильно, и отпустила его. Дрожащая жительница развернула ткань и объяснила, как та была окрашена и уложена. Хет увидела замысловатый узор, но все же ее подозрения не были до конца развеяны. Она оттолкнула испуганную носильщицу в сторону, и в панике побежала туда, где Сержант и Центурион казнили продавца овощей, завышавшего цены на свои товары.

– Какая досада, – заметил Сержант, вытирая свой лоб.

Приблизившись к нему, Хет доложила о своих подозрениях.

– Здесь зреет заговор! – говорила она, затаив дыхание. – Теперь я уверена, что местные жители укрывают Ракшасу!

– Так же думаю и я, – кивал Сержант, – вот почему я вновь усилил наши розыски!

Центурион ничего не сказал на это, но только счистил внутренности со своего меча идеально отточенным движением. В тот день он убил семь жителей и был невероятно счастлив от этого.

Хет рассказала сержанту ее план. Она собиралась прокрасться за местными на их ночную встречу и дознаться до сути дела. Безусловно, частично ее дерзкий план был продиктован отчаянным желанием завоевать расположение Сержанта. Но в большей степени – смертельным страхом, что демоны этой ужасной, покрытой грязью земли обязательно обведут их вокруг пальца и разорвут их на части.

– Если ты останешься, – бесстрастно констатировал Сержант, – ты не сможешь вернуться во дворец вовремя. Ты пропустишь свою ванну, и будешь ужасно грязной. Думаю, тебе даже придется спать снаружи.

Он пристально посмотрел на сапоги и униформу Хет, вдвойне загрязненную как грязью прошедшего дня, так и ее подвигами накануне. Сердце Хет упало, но она была непоколебима в своем решении.

Так что сержант и Центурион оставили от Хет и вернулись во дворец. Хет же нашла тонкое и мертвое дерево, и забралась под него, наполненная страхом и трепетом, она даже слегка прикоснулась к рукояти своего меча. Мрачное солнце клонилось к закату, и тьма окутывала землю. Хет выползла из своего укрытия и начала продираться сквозь трясину, пока не увидела отблески большого костра, вновь разожженного невдалеке. Ее сердце заколотилось, когда она приблизилась, так как она снова увидела, как темные силуэты обитателей собираются вместе и накрывают свой стол. Но страх сделал ее ноги неустойчивыми, и внезапно она поскользнулась и начала катиться по грязи, пока не растянулась на улице, на виду у всего собрания.

Хет с трудом поднялась на ноги и прижала свой шест поближе к себе и приготовилась умереть. Но белые глаза обитателей смотрели с грустью и состраданием, а не ненавистью.

– Подойди ближе, незнакомец, – сказали они, приглашая ее к собранию и успокаивая ее.

И Хет поняла, что в этот момент она была настолько покрыта грязью, что ничем не отличалась от тех, кто стоял рядом с этим огромным костром. Ошеломленная, она была втянута в толпу и ей дали воду. И там Хет увидела женщину, возившуюся у огня. Та клала хлеб в грубо сплетённых корзинках на стол.

Ее мысли неслись вскачь, Хет огляделась и нашла взглядом ковырявшегося в мусоре мужчину, и увидела, как он кладет амулеты на глаза кого-то, лежащего на земле. Фигуры был так неподвижны, что сперва Хет подумала, что они притворяются, но затем Хет увидела девушку-носильщицу, заворачивающую их в погребальный саван и поняла, что это были жители, убитые в тот день Сержантом и Центурионом. Убитые ею. И она взглянула в костер и увидела там горящие тела, и начались причитания, и тогда Хет заплакала.

Хет закончила плакать, и словно слезы смыли с ее глаз нечто темное и ужасное. Люди, выглядевшие так одинаково покрытые грязью и одетые в грубую одежду, теперь сияли как ясный день. Здесь была добрая женщина с морщинистым лицом, застывшим от горя о ее потерянном сыне. Здесь был юноша, опаленный солнцем, бивший себя в грудь от горя о своей погибшей сестре. Это были простые лица, грязные и изношенные погодой, но в тот момент величественно прекрасные.

После того, как костер и его скорбное содержимое прогорели до углей, они сели за большой стол и съели тонкий хлеб, что был там выложен. Когда каждый человек вкусил его, они склонили головы и громко восхвалили его чудесный вкус. Сперва Хет не прикасалась к нему, но затем уступила уговорам скорбящих. К ее удивлению, хлеб был горьким и сухим.

– Как вы можете хвалить этот хлеб, когда его вкус так скверен? – удивилась Хет.

Жители странно посмотрели на нее и сказали:

– Эта земля осыпает нас болью и лишениями. Мы маленькие люди, поэтому мы должны быть благодарны за маленькие радости. В противном случае, что у нас останется?

Хет была отвратительна ее собственная слепота.

– По правде говоря, – призналась Хет, – я страж и приехала в город, чтобы выследить Ракшасу.

– Мы знаем, – покивали жители. – Ракшаса досаждает нам уже продолжительное время. Он ворует те немногие средства к существованию, что у нас есть и причиняет нам зло и вред. Сначала наши похороны были только для тех, кого он забирал в ночи. Теперь мы должны работать вдвое больше, чтобы оплакивать и тех, кого забрал еще и Закон. Мы возмущены этим, но что мы можем поделать? Таков порядок вещей.

Хет вспомнила о сержанте и его идеальных ногтях, и почувствовала внезапное и сильное отвращение.

– Порядок вещей не таков, – возразила она.

Тогда идея поразила ее, чистая и ясная, как молния.

– Все ли присутствуют на этих собраниях? – спросила она ужителей.

– Нет, – отвечали те, – есть те, кто молчалив в своем горе, или возмущен бурным выражением скорби.

Хет задумалась на мгновенье, потом стукнула своим шестом и встала.

– Я найду для вас этого Ракшасу, – сказала она, обращаясь к собравшимся.

– Есть ли мертвые, которых еще не сожгли?

Жители показали ей оставшихся, и Хет наказала им отложить свои погребальные обряды. Среди жителей пронесся недовольный ропот, но Хет снова стукнула своим шестом, и они послушались, отчасти в страхе и отчасти в благоговении.

– Завтра Сержант снова начнет свое расследование, –сказала Хет голосом, о котором она даже не подозревала. – Вы сожжете своих усопших, когда солнце будет высоко, а не ночью, и весь город должен будет прийти на похороны. Кого же не будет на собрании, те, несомненно, будут в опасности, потому что Сержант пообещал мне, что он ужесточит свое расследование. Вы будете печь хлеб и сделаете амулеты, и подготовите погребальное полотно, как обычно, а я, в свою очередь, открою вам тайный способ выявить и убить Ракшасу.

Жители заспорили о предложении Хет, ибо это было серьезным нарушением обычаев. Но Ракшаса так долго мучил их, что обещания избавления от этой напасти было достаточно, чтобы убедить их. Они приступили к завершению погребальных обрядов и подготовке к следующему дню. Хет же, в свою очередь, по холоду и темноте потащилась обратно во дворец. Но, как и было обещано, дворцовые ворота были закрыты для нее. Она спала в грязи и проснулась замерзшей и мокрой, но полна решимости.

Хет и Ракшаса

(Часть 4)

Когда на следующее утро чистенькие и опрятные Сержант с Центурионом прошли сквозь дворцовые ворота, то сперва они отпрянули от поднявшейся им на встречу Хет, ибо была она так покрыта грязью, что ничем не отличалась от местных жителей. Но сержант узнал ее посох и сразу же выговорил ей за ее неудовлетворительный внешний вид.

– Отложите свое расследование, – взмолилась Хет, – Ведь мы принесли этим людям лишь жестокость и бессердечие! Из вашей любви к Закону, пожалуйста, пусть Центурион укротит сегодня свой меч!

Сержант, конечно, отказал ей, ибо ни единой унции чего-то, что бы напоминало любовь, не было во всем его естестве. Когда он отказал ей, Хет обнаружила, что ее страсть ксержанту выскользнула из нее, как холодная жидкость, и она глубоко опечалилась, ибо подтвердилось то, что она знала все время. Но это была ожидаемая потеря, и решительность быстро взяла верх.

Сержант немедля возобновил свое следствие, постукивая по дверям и даже окнам своими прекрасными ногтями. Пуговицы его мундира внезапно показались слишком яркими и слепящими для Хет, и блеск от них резал ей глаза. Она услышала, как потная ладонь Центуриона потирает рукоять его меча.

Но, верные своему слову, жители собрали абсолютно всех на центральную площадь на отложенные похороны, и ни единой живой души нельзя было найти ни в одной из убогих и скособоченных лачуг этой земли.

Тут Хет увидела, что Сержант потрясен.

– Что ж, это ужасно странно, – холодно взглянул он на Хет, а Центурион кипел от злости.

Именно в тот момент раздались скорбные причитания, и следуя за этими звуками и дымом от кострища, отряд вышел на центральную площадь.

– Прекратите это безобразие! – промолвил Сержант в своей рассудительной полицейской манере, пока они пробирались через собравшуюся толпу, но никто не послушался.

Они были полны горя и негодовали из-за того, что им пришлось отложить свои погребальные обряды, и многие из них бросали мимолетные взгляды на Хет, пока плакали.

– Обождите немного, – попросила Хет, и они ждали, пока выложат хлеб.

– Еще чуть-чуть, – продолжала Хет, пока мертвецам на глаза укладывали амулеты.

– Еще совсем немного, – не отступала Хет, пока тела заворачивали в саваны.

Краем глаза она заметила, как опытная фехтовальная рука Центуриона оцепенела от нерастраченного напряжения, а мышцы на его шее вздулись и покраснели. Но в тот момент, когда Хет была уверена, что он бросится вперед с пеной у рта, похороны закончились, и началось преломление хлеба. Именно тогда Хет начала действовать.

–Можно и мне кусочек? – спросила она у хозяйки печи, и получила тонкий и невзрачный ломтик.

Проглотив его под холодным и сердитым взглядом Сержанта, она выпрямилась во весь свой рост и стукнула своим шестом. Хет была и вправду высока, и руки ее были узловатыми как сучья, и ее шест бил так тяжел, что крепкий мужик, пашущий целыми днями поле, едва ли смог бы его поднять. Даже несмотря на то, что она ничего этого не подозревала, все остальные поняли это очень быстро, и поэтому стало по-настоящему тихо, когда она встала.

– Это лучший хлеб, что я ела за три года моей службы, – объявила она громко и отчетливо. – И если вы спросите, то я скажу, что он даже лучше, чем хлебушек, что пекла моя бабка.

Собравшиеся жители согласно закивали, хотя знали, что хлеб горький и сухой. Их земля могла быть холодной и суровой, но они были благодарны за то, что у них было.

– А тебе как хлеб, тетушка? – спросила Хет хозяйку печи.

Женщина заметила блеск в глаза Хет, и внезапно волна понимания и возбуждения пронеслась меж собравшихся.

– Я бы сказала, что это лучший хлеб, который я когда-либо пекла, – заявила она во весь голос, – Лучший хлеб за все столетие!

Раздалось множество утвердительных возгласов, и все новые и новые голоса присоединялись к ним.

– Лучший хлеб на этой стороне колеса!

– Лишь гляньте, как он сладок и свеж!

– Да его бы в столице подавать!

Все больше выкриков слышалось отовсюду, пока они не слились в единый многоголосый хвалебный хор. Смешная, раздутая, непомерная ложь носилась взад-вперед по воздуху, и Хет стояла в центре всего этого, ее взгляд был ясными цепким, и обеими руками она держала свой шест. Она уж было начала терять надежду, когда вдруг раздался пронзительный и душераздирающий крик.

Кричала старая и скрюченная женщина, которая согнулась над общим столом, и изо рта и носа ее лилась желчь. Ибо, все они помнили, Ракшаса не переносил звуков лжи, так что он выполз изо рта женщины и корчился в черной гноистой массе на столе.

– Хватит, – провизжал он, он Хет не став мешкать, бросилась вперед и разбила его череп на пять сотен кусочков могучим ударом своего шеста.

Удар был столь силен, что надвое расколол стол и породил такую волну, что она достигла дворца и разбила на осколки любимую хрустальную люстру владыки, самим лишь своим разрушительным звуком. И началось великое ликование, а изломанное тело Ракшаса пинали и избивали, после чего оттащили в болото, где его потом сожрали собаки. Старуху немедля отнесли в жилище целителя, где благодаря его обширным знаниям целебных очищающих трав она поправилась и прожила еще десяток лет свободная от демонов.

Но для Хет ничего еще не закончилось. Во всяком случае,она лишь сильнее сжала свой шест, потому что, когда толпа лгала напропалую, она заметила что-то странное, что до краев наполнило ее ужасом. Сержант дрожал и трясся все время, точно так же, как старуха, и его красивое лицо было перекошено от боли. И Хет повернулась к нему в страхе и воскликнула:

– Да ведь у тебя тоже Ракшаса внутри.

– Конечно, – прокашлял Сержант, – нужен демон, чтобы поймать демона, ты что, не знала? Поэтому меня и сделали сержантом.

– У тебя вообще нет никакого Зрения Стража, – задохнулась Хет, едва не плача, – ты просто знаешь, лжет кто-то или нет.

– Так и есть, – прошипел Сержант содрогаясь, пока текущая из его носа желчь изгаживала его великолепные усы. – Я очень хорошо ловлю лжецов и преступников. И если кто-то знается с гнусью, то это только его дело. А я, между тем, отличный полицейский.

Хет пришлось признать, что он был прав. Он был очень хорошим полицейским, с очень чистыми ногтями. Но он был совершенно никчемным человеком.

– Лжецы и преступники – не одно и то же, – возразила Хет и нанесла Сержанту сильный удар в грудь.

В этот момент Центурион, который все утро ждал, чтобы убить кого-нибудь, прыгнул вперед с возбужденным, жадным криком и выхватил свой меч. Но, несмотря на то, что он намного превосходил Хет в искусстве владения мечом, он был ничтожным фехтовальщиком. Он нанес Хет несколько глубоких порезов, шрамы от которых она носила до конца своей жизни, но она была полна чудовищного пламени Воли, а он не был. В момент, когда она нанесла мощный удар по его перенапряженной фехтовальной руке, все было кончено. И когда она окончательно побила его, он начал скулить, как пес.

– Добей меня, – взмолился он, избитый и окровавленный, жалобно рыдая. И то были единственные слова, что он когда-либо говорил Хет.

Хет взглянула на него с жалостью, расстегнула пояс своего меча, а затем бросила его в грязь, потому что это было оружие убийства, в отличие от шеста. В этом отношении Хет была очень хорошей фехтовальщицей. Она оставила плачущего Центуриона, и велела жителям научить его более полезным навыкам, чем убийство. Говорили, что он стал посредственным плотником, но это уже другая история.

Хет повернулась к сержанту. Он выкашлял своего Ракшасу в грязь, и тот, пресмыкаясь, тащился прочь от толпы разъяренных обитателей, которые преследовали его с палками и камнями. Вид его вызывал в Хет отвращение, ибо был он очень откормленным и лощеным. Так что она, недолго думая, вышибла ему мозги, а тело его швырнула в зыбучую трясину. Когда она обернулась к Сержанту, тот зябко трясся от озноба. Без демона внутри, это был маленький человечек, худой и болезненно выглядящий. Хет внезапно осознала, насколько она была выше его.

– Тупица, – пролепетал Сержант, – что же мне теперь делать? На что жить? За какие деньги мне до блеска начистят сапоги и сделают маникюр?

Хет взглянула на него, всего чистенького, выглаженного и выскобленного, на его лихорадочные и полные ненависти глаза, и на погребальный костер, который прогорел почти до пепла, и печальные взгляды местных, которые склонились над ним. Воистину, подумала она, не стоит тратить время на этого ничтожного, жестокого человека, так что она отвернулась и пошла прочь.

– Спасибо, что убили Ракшасу, – поблагодарили ее жители, и вернулись к своему суровому существованию. И все же, они были признательны.

Хет сбросила свою униформу и сапоги, и на оставшиеся деньги купила хороший дорожный плащ, комплект грубо сотканной одежды и подкованные железом сапоги.

– Куда ты теперь направишься? – спросила ее хозяйка печи.

– К дороге, конечно же, – ответила Хет, ибо таков был порядок вещей.

Хет не приемлела насилия. Но все еще были Ракшасы, и кто похуже. И действительно, хотя ее шест использовался очень редко для крушения черепов, черепа, которые он сокрушил, были воистину очень знамениты. Возможно, о некоторых вы даже слышали, а еще, возможно, вы слышали, как она стала привратником в доме речей ЙИСУН, или как она снова встретила Прим на дороге некоторое время спустя. Но это уже другие истории.

Прежде чем уйти, Хет предложила свою старую одежду жителям, но те отказались.

– Ваши сапоги очень непрактичны для ходьбы по грязи, – поясняли они, и Хет вынуждена была согласиться. Если тебе приходится вычищать пятна со своей одежды каждую ночь, они перестают иметь значение.

Что, впрочем, не помешало Хет принять ванну чуть позже. Трудно отказаться от старых привычек.

«Короли и дураки не так уж и несопоставимы, как мне кажется. И те, и другие освобождены от мелких ограничений смертных людишек и свободно возносятся над обстоятельствами».

 – Анхос, Небокол

«Бѣсовщина тратитъ на веселіе и отдохновеніе ровно столько же, сколько и на умерщвленіе. Кто-то можетъ посчитать сіе не соотносящимся. Я же нахожу это единственно вѣрнымъ».

 – Тульса Друлл

«Когда-нибудь раньше пел с Бесом? К пятому куплету будешь либо в стельку пьяным, либо остывающим трупом. Кем именно... Я никогда не знаю наперед».

 – Марс Паллатрикс, Неистовый Рыцарь