Ребенок лежит на алтаре Церкви. Несколько розовых комков, а также медведь, беспокойно нарезают вокруг круги, охраняя свою Госпожу. Ты расхаживаешь взад и вперед, заламывая руки. Ты помнишь, насколько это было ужасно в первый раз. Ты должна быть с ней рядом в этот момент. При свете свечей ее лицо кажется кукольным. Твои руки дрожат. Ты не смогла помешать. И не могла, судя по всему – ведь ты помнила эти события из детства. Значит, ты не можешь здесь повлиять ни на что? Очевидно, не можешь – иначе, произошел бы парадокс. Как бы это проверить… Что будет, если ты здесь умрешь? Такого точно не происходило с «тётей», насколько ты помнишь. В конце концов, этот таймлайн все равно проклят, разве будет хуже, если ты его сломаешь?

Рационализируя таким образом свою вину, ты материализуешь винтовку. Тётя с дырой в башке – такого ты точно не можешь вспомнить. Набрав воздуха в грудь, ты спускаешь курок. И ничего происходит. Даже щелчка. Твою мать.

Следующие пятнадцать минут ты проводишь, изобретая способ себя ранить. Ты режешь тупым ножом вены, разбиваешь кулаки о стены, тыкаешь в глаз осколком стекла – ты не можешь себе навредить. Свита Анны завороженно следит за твоими потугами. В отчаянии, ты решаешь сбежать в пепельные фабрики черного человека и захлебнуться кровью – ты же чувствовала урон, когда там была – и с размаху врезаешься в невидимую стену, преграждающую выход из Церкви. Значит, ты буквально пленник своего прошлого. Ты бессильно оседаешь, скользя по ней на пол. Все тщетно. Прошлого не изменить. Значит, я должна исчезнуть. Впервые за столько времени ты говорила хоть с кем-то, пусть даже с собой – и теперь ты снова будешь одна. Снова одиночество. Снова прятаться. Снова штопать бездушных автоматонов. Ты замечаешь, что плачешь.

- Ладно, ты победила, злая ведьма! – кричишь ты куда-то в пространство, вытирая рукавом слезы – Да, я бы создала кого-нибудь, лишь бы не быть одной, ты довольна? – ты со злостью кидаешь камень перед собой.

- Мама? – слабый девичий голос приводит тебя в чувство.

Ты спохватываешься, подбегаешь к алтарю и обнимаешь очнувшуюся девочку.

- Маааама… Мне было так страшно. Мне казалось, что я умерла.

- Все в порядке дорогая, – ты целуешь ее сквозь слезы, прижимая к себе. Живую. Разумную. Способную говорить, и поступать не так, как хочешь ты.

- Было так темно и страшно, мне казалось, что я всегда буду одна… Ты же меня не бросишь? – она смотрит на тебя с надеждой. Ты чувствуешь ком в горле.

- Я… Я… Не брошу, – эти слова обжигают тебя изнутри.Ты-ничего-не-изменишь. Лжец.

Аня зарывается лицом в твою гимнастерку, и, обняв тебя, засыпает, оставив тебя наедине с грузом вины.

Сколько-то дней спустя?

Утро начинается с того, что ты просыпаешься на мокрой простыне. Отринув постыдные подозрения, ты обнаруживаешь, что на тебя наблевали. Большая часть твоей тельняшки несет на себе следы чьего-то ужина. Ууу, гадина, наблевал и сбежал. Впрочем, это одна из тех вещей, к которым ты привыкаешь в дурке. Тапочки твои тоже угнали. Не люди – шакалы, одним словом. Поделившись праведным гневом с сокамерниками, ты стреляешь у Вырастайки халат. За возможность кому-то излагать приключения Трило он и душу готов продать. Следующая серия оказывается детективом – кто-то ночью убил врача Индриокотерия. Ты подозреваешь, что это мог быть Трило, которого тот заебал рассказами о необходимости здорового образа жизни, но Вырастайка пламенно защищает своего кумира.

На перекуре разговариваешься с торчами. Только один из них оказался здесь из-за наркотической интоксикации. История второго интереснее. Избегая отца-алкаша, он жрал таблетки и угорал по созданию воображаемых друзей.

- Это называется тульпофорс. Месяцами тренировки создаешь себе голос в голове.

Ты затягиваешься сигаретой.

- Зачем?

- Ну, что бы не так одиноко было. И девушку хочется… - торч как-то сминается на этих словах.

Из его дальнейшего рассказа ты понимаешь, что даже с выдуманной подругой отношения у него не сложились. Поняв, что ее создали в качестве секс-игрушки, искусственное сознание начало травить своего создателя, заставляя резать себя, пока горе-демиурга со вскрытыми венами не положили в дурку ошарашенные родители. Выслушав эту душераздирающую историю, ты заключаешь:

- Ерунда какая. Эволюционно нецелесообразно делать возможным существование нескольких личностей в одном мозгу. Какая в этом выгода? Сдается мне, у тебя изначально была шиза, а травой и интернетом ты ее просто разогнал.

Торч возмущенно хмыкает:

- Все вы не верите, вы еще увидите! – и обращается внутрь себя, видимо, ведя беседу со своей доминатрикс. Что ж, удачи.

После обеда ты в 7ой раз перечитываешь Фромма. Кажется,скоро ты, как Вырастайка, сможешь пересказывать его с любой страницы. Ты утешаешь себя мыслью, что это более полезный контент. Твою обычную рутину прерывает зов санитарки. К тебе посетитель! Это наверняка Винт, кто же еще. Уже подходя к приемному покою, ты замечаешь, что часть блевоты попала и на штаны. Черт возьми, почему всегда, когда вы встречаетесь, ты выглядишь, как чухан?

- Он на колесах, сюда проехать не может, так что можешь с ним по двору прогуляться, ты вроде вменяемый, – говорит санитарка. Ура, ты вменяемый. Какого черта тогда ты здесь сидишь?

Винт встречает тебя как всегда великолепно выглаженным, в рубашке и брюках, будто после посещения собирается на прием в посольство. Ты неловко прикрываешь халатом пятно на штанах. Он встречает тебя оханьем и переживанием о том, как ты похудел. Видя твои неловкие попытки скрыть грязь, спрашивает довольно:

- Что, опять вино разлил? – после чего довольно, в голос хохочет, отчего окружающие оборачиваются. Он всегда смущал тебя неумеренностью в выражении чувств.

- Кто-то выпил, а потом разлил на меня…

Вы едете по двору, и ты поражаешься, до чего на улице хорошо. Стены стали слишком привычны, а здесь, даже в огороженном забором дворике, прохладно и свободно. Винт рассказывает, как богатые в фитнес-центре меряются визитками и обсуждают секретарш, как вьетнамцы обошли нашу сборную и что мама передавала привет. Ты уже забыл, насколько умиротворяюще он тарахтит. Шапочка из фольги оптимистично блестит на солнце.

- Наши, из Столицы, постановление постановили, что по улицам лучше бегать, а не ходить, так меньше излучения получаешь, представляешь? Как я им бегать буду?

- Ускорители поставь.

Он довольно смеется. Он всегда смеется над самыми дурацкими твоими шутками. Щедрый человек. Спохватившись, он передает тебе гигантский пакетище-передачку. Заглянув туда, ты обнаруживаешь аж шесть пачек сигарет. Инсульт, твои любимые. Похоже, ты сможешь купить пол-корпуса. Вытащив их из пакета, ты распихиваешь их в карманы халата, чтобы медсестры не отобрали. А это что…

- Винт, это что, вино? Ты совсем поехал? – ты смотришь на его коляску и ругаешься на себя за неудачный каламбур. – кто мне штопор даст, у нас даже зеркал нет, что бы не порезались… Да и вообще алкоголь нельзя.

- Извини – Винт заметно затухает – я думал, это будет удачная шутка. Ну, вино, все такое…

Ты вздыхаешь. Оба вы юмористы, один другого стоите.

- Спасибо. Выпей дома, за мое здоровье. Спасибо, что навестил,пойду я.

Ты уже собираешься отойти, как товарищ хватает тебя за руку:

- Стой! В смысле… Я знаю, тебе надо идти… А переезжай ко мне, как выйдешь? У меня просторно. А то дома так одиноко.

Тебе становится жаль бедолагу, и ты бросаешь неопределенное «наверное»,после чего возвращаешься в корпус.

Какая разница?..

Ты просыпаешься среди ночи, оттого что на другом конце палаты кто-то орет. Оценивая расстояние, ты приходишь к выводу, что подушкой не добьешь. Попытка перележать ор так же не оканчивается успехом – бедолага все никак не заткнется. Наконец, обессилев, ты отрываешь себя от койки и тащишься в тьму палаты. Орет Ошибка. Сжавшись в углу кушетки и закрыв лицо руками, он истошно воет, как будто его режут по живому. Подойдя, ты не знаешь, что делать, поэтому просто начинаешь трясти его за плечо.

- Эй! Тебе кошмар снится, проснись.

- Они украли мое лицо, – хрипит он и продолжает орать.

- Да проснись ты, твою мать, весь корпус подымешь.

Ты с силой поворачиваешь его к себе. Сквозь пальцы, прижатые к лицу, вытекает расплавленная кожа, обнажая белые кости черепа. Койка под ним багрово-серая от кожи и мускулов. Ты заглядываешь в черные провалы его глазниц и начинаешь чувствовать, как твое собственное лицо начинает сползать с черепа, как расплавленный сыр. Внезапно, в голове громко отдается голос Винта: «ты потерял лицо».

Чуть не упав с кровати, ты просыпаешься и ощупываешь голову.Лицо на месте. Переведя дух, ты осматриваешься. Еще глубокая ночь, почти все в палате спят. Ты проходишь между коек, чтобы навестить приснившегося товарища. Да, это тот, который дружит с Колдуном. Кто-то из молодых окрестил его Ошибка 404, а поскольку имени своего он не называет, стал Ошибкой. Он сидит на кровати, обняв колени руками, часто дышит и смотрит в одну точку. Твоего присутствия он не замечает. Сев рядом на кушетку, ты осторожно кладешь ему руку на плечо. Вздрогнув от прикосновения, он с ошалелым видом смотрит на тебя.

- Мужик, ты в порядке? – спрашиваешь ты, начиная сомневаться, что это была хорошая идея.

- Они украли мое лицо. Мое имя. Мою личность, – злобно плюясь, говорит он. Ты в целом слышал его историю. Ему за 50, строительный инженер, кто-то украл его биометрические данные и заблокировал аккаунты, и мужика перемкнуло.

- Я прихожу в банк, а мне говорят Цифра вас не узнает. Цифра!Я 30 лет впахивал как лошадь, а кто-то обманул Цифру и теперь я никто. Никто!

Ты включаешь навык хорошего слушателя. Ты привык выполнять эту малоприятную социальную работу на пол-ставки с общей жилеткой.

- Кто эта Цифра? Почему она решает? Я знаааю этого пидораса,который её обманул, мы с Колдуном сделаем ему подклад, увидит, сука, каково это!

По состоянию этих двоих ты делаешь вывод, что увидит он этот подклад еще не скоро. На шум поднимается лежащий рядом Стасик.

- Что, товарищи бойцы, почему не соблюдаем казарменный режим? – встав руки по швам, товарищ «капитан» требует от вас отчета за нарушенную дисциплину.

- У него лицо украли, – говоришь ты, изо всех сил стараясь не смеяться.

- Бывает, товарищ, враги не дремлют! – Стасик глубокомысленно кивает. Ты никак не можешь понять, двинутый Стасик или на нескольких уровнях иронии сразу. Возможно и то, и другое. – Надо доставить его в лазарет! Там его быстро заштопают, и будешь боец хоть куда!

- А кто лицо-то украл? – спрашиваешь ты, чтобы прервать бравурного Стасика.

- Фаргус зовут. Уууу сука, ворье, всегда мне завидовал, я передовиком был, а он, тунеядец, у меня в 87ом вымпел за перепроизводство спер, у себя повесил. Убью скотину!

- Ответственные органы разберутся, товарищ! – утешает его Стасик. – Страна тебя не бросит, мы героев чтим!

По ощущениям, где-то полгода.

Ты стоишь в углу возле туалета и как заправский спекулянт приоткрываешь отворот халата, в котором расфасованы сигареты. Угрюмые деды, выстроившись в очередь, возносят тебе хвалы, обещают отдать тебе тапочки, трусы и жену в обмен на сижку. Один из дедов кажется тебе смутно знакомым. Приглядевшись, ты обнаруживаешь, что это твоя нога, в заблеванном больничном халате, с ремнем, в, э, руках.

- Ухххх я тебя сейчас почешу! – кричит нога и начинает прыгать в твою сторону, расталкивая дедов. Ты пытаешься бежать, но понимаешь, что одной ноги не хватает, и врезаешься лицом в подоконник, отчего просыпаешься. В побочках к твоим таблеткам писали, что могут снится странные сны, но это уже чересчур. Чешется, сука.

Отомстив ноге, ты встаешь, и замечаешь, что почти вся палата пуста, а в коридоре происходит какой-то движ. Ого, драка! Надо глянуть. Глянуть собралось полкорпуса, а ты все проспал. Хмурый, высокий костлявый мужик лет 40, который всегда молчал и таращился в никуда, внезапно сорвался на Альфача и люто хуярит его ногами в лицо. На полу раскидано несколько зубов. Матерящиеся санитары пытаются протолкнуться через кордон любопытных дедов, а Хмурый приговаривает:

- Чо, сильный дохуя?

Шестерки альфача жалко трутся вокруг, пытаясь сделать вид,что они не здесь. Наконец, битва превращается, Хмурого привязывают к кровати, и больше вы его не увидите – его увезут в отделение для буйных, о котором шепчутся заключенные по ночам, рассказывая страшные истории. Альфача тоже – со множественными гематомами, и обширным сотрясением мозга его переведут в обычную больницу. Скатертью дорога.

Примерно раз в неделю заезжает Винт, с выражением неистовой тоски и скорби привозит тебе сигареты. Ты неплохо поднялся, ты купил себе несколько личных дедов, которые занимают тебе отдельный стол в столовке и приносят тапочки. За отдельным столом вы сидите с Луной и Вырастайкой и сочиняете фанфик про приключения Трило. В твоей версии, Трило съехал крышей после смерти сестры, и все эти упражнения в растягивании костей есть хитрые планы по истреблению местной фауны. Вырастайка возмущенно спорит, доказывая, что Трило благодетель, а таинственный убийца, имени которого так и не раскрыли – Гиппарион, который на самом деле гермафродит, и хочет истребить все живое, чтобы заполнить все копиями себя. Луне просто скучно, поэтому она рассказывает, что её бойфренд (ага, это все-таки мальчик), считает рисовку сериала убогой. Вы с Вырастайкой шипите на нее, и она нехотя признает, что в ней есть хоть какой-то стиль.

По вечерам Политик тащит тебя смотреть телевизор. Ты идешь,как и на все занятия в дурке – от скуки. Получаешь положенную порцию крови и кишок ликвидированных террористов, а также ора экспертов по вопросам подростковой беременности. Политик все это время елозит в кресле, потирая потные ладошки и приговаривает «ухххх, чо в мире то делается». Ты бы не сказал, что в мире делается что-то новое, но ему виднее.

Я когда-нибудь отсюда выйду вообще?..

Придя сегодня в сортир, ты обнаруживаешь Стасика, держащего мертвой хваткой Пророка со спущенными штанами. Рядом валяется осколок стекла. Судя по разводам, мыла и пота по полу, схватка была жаркой. Пришедшие санитары призывают собравшихся зевак разойтись, вы не расходитесь. Прикурив сижу, ты наблюдаешь, как грязно ругающегося Пророка уводят под белы рученьки врачи, а вставший по стойке смирно Стасик готовится получить орден. Орден он не получает, ему выдают за бдительность дополнительные сигареты. Приложив их к сердцу, он многозначительно кивает, говорит «рад служить!» и отправляется дальше бдеть. Поспрашивав мужиков, ты узнаешь, что пропустил (вот так всегда) попытку самооскопления подручными средствами. Эх, встать бы на пять минут раньше…

Собравшись в столовке с Луной, вы ноете друг другу на побочки. У нее выпадают волосы. У тебя чешутся ноги и перепады настроения.

- Я перед там, как меня положили, кукол начала делать. Такие, знаешь… Не как Барби, а мягкие, разноцветные. Замечательное занятие их шить, от стресса помогает. – Ты решаешь, что кукол мужчинам иметь не пристало, поэтому рассказываешь ей долгую телегу о дипломатической ситуации накануне Первой мировой войны. У вас мало общих интересов, но вы оказываете друг другу услугу и выслушиваете рандомные факты из своих увлечений, просто, чтобы занять время.

- И вообще, фундаментом будущей победы России в мировой войне были иностранные концессии, которые потом приведут царское правительство к краху…

- Эх, ребята, только мы втроем врачи в этой больнице, –печально говорит подсевший к вам Ниндзя. Говорит, чтобы снова умолкнуть недели на две. Вы вдвоем смотрите на него некоторое время, после чего ты заговорчески подмигиваешь Луне:

- Покурим?

Вы гордо шествуете по коридору, мимо сирых и убогих,протягивающих к вам руки в мольбе. Ты походя отсыпаешь сижек своим телохранителям – молчаливым и упорным дедам, занимающим тебе стол, и те, расчищают тебе путь. Ты все чаще ловишь себя на мысли, что не особо хочешь отсюда выходить.

В сортире к тебе пристает Колдун.

- Братка, дай покурить? Ну дай покурить, хочешь, удачи тебе наведу, денег зачарую, так и липнуть будут? Ну дааааай.

Почесав подбородок, ты интересуешься:

- А откуда приходит колдовство? У тебя вообще, Бог есть? В православии колдовать нельзя. Или ты язычник?

- Бог, язычник, это все слова, брат. Надо – черту буду молиться, лишь бы Дар не пропал. Ну дай сигаретку?

- Ну, а откуда исходит твой Дар?

Колдун пожимает плечами:

- Когда надо вылечить, свечу в церкви ставлю. Проклясть – пентаграмму рисую. Экзамен кому-то сдать – в дацан иду. Сглаз сделать, порчу – шепчу над водой. Человека найти – «лозами». Однажды даже с инопланетянами разговаривал, во сне, страшно было. Сказали строить телескоп и их найти.

Синкретизм этого человека тебя восхищает. Ты выдаешь ему сигарету с условием, чтобы больше не просил. Спрашивать, почему столь могущественный Колдун таится в застенках, тебе кажется слишком пошлым.

Следом за ним к тебе пристает Пророк. Будучи в немилости администрации за попытку членовредительства и у заключенных за доебистость, он жалко клянчит у тебя сигарету, говоря, мол, «да не оскудеет рука дающего». Хмурый дед хватает его за шкирок, чтобы уволочь, но ты взмахом руки его останавливаешь.

- Скажи мне, дорогой Пророк. Вот ты говоришь – Бог всемогущ. Почему же он допускает существование зла? Почему он не придет и убьет Сатану?

- Потому что Сатана в каждом из нас, и чтобы сделать это, ему бы пришлось уничтожить людей. Бог дал нам право на свободу выбора, а это значит и свободу поступать во зло.