ChoronomageВыпуск №30=140518997
Загрузка...
30/171
31/171
ChoronomageВыпуск №31=140512432
Подходя к дому своего наставника, ты останавливаешься и неуверенно топчешься на пороге. Ты прогоняешь в голове всё, что ты мог забыть – и натыкаешься на памятную дату. Сегодня же 8е, верно? Подавление Рождественского восстания, битва за Харбин – это же сегодня, верно? В памяти проносятся фотографии и кинохроники этого конфликта. Ты зачем-то собираешь эти фотоснимки, и иногда, бессонными ночами ты рассматриваешь эти распотрошенные шрапнелью и истерзанные осколками тела. Для тебя это была битва, которую ты застал ребенком, вы проходили её бегло на третьем курсе универа – ваша преподавательница всегда говорила, что «мы не проходим войнушку», так что вместо конфликта вы изучали социально-экономические последствия восстания для региона. Так было, пока ты не подружился с боевым товарищем отца – и внезапно, черно-белые снимки мертвецов наполнились жизнью – теперь их вид сопровождался скрипучим старческим голосом, рассказывающим, как они грузили сгоревших товарищей в бэху, как он сваливал в кучу трупы манз, чтобы расчистить путь для санитарного конвоя. Когда рядом с тобой сидит участник этих событий, они становятся гораздо реальнее, чем смутные детские воспоминания о фоновом грохоте орудий. Разумеется, подавление народного восстания в вашей стране не отмечается как всенародный праздник, но ты знаешь, как старики привязаны к датам – и решаешь, что надо продемонстрировать свою осведомленность и поздравить ветерана со знаменательной датой. Ему будет приятно. Кроме тебя, поздравлять его некому. Перед тем как постучать, ты приглаживаешь волосы, оттряхиваешь с себя снег, на куртке расплылось темное пятно… Вот черт. Негоже в таком виде являться к офицеру, но ты решаешь, что с его зрением он все равно не заметит. Помявшись, ты звонишь в звонок. Тишина. Ты достаешь телефон и звонишь. Потом звонишь еще раз. И еще раз. Старик плохо слышит и достучаться до него, войти в его крепость – непростой квест. Наконец, после 11-го звонка, ты слышишь с той стороны знакомые шаркающие звуки, дребезжание ключей в дрожащих старческих руках и голос. Как всегда, он говорит очень громко из-за плохого слуха, так что жители соседних домов тоже извещены о пришествии гостя:
- Стас, дорогой, ты? Заходи быстрее, чего же ты на морозе стоишь, бедняга…
Двери старческой крепости распахиваются перед тобой.
32/171
ChoronomageВыпуск №32=140183800
Войдя в старческую квартиру, ты первым делом ощущаешь специфический аромат жилья пенсионера – в основном, подгнившая бумага, древняя пыль, намокший потолок – от неожиданности ты рефлекторно проверяешь руку. Нет, ты не спишь.
- Как дела твои дорогой, кушал сегодня? Выспался? Ничего не болит? – получаешь ты порцию вопросов.
- Да… Нормально, – мямлишь ты. Ты всегда отвечаешь, что нормально– какой смысл заставлять человека волноваться о твоих проблемах? Отрапортовав, ты получаешь приказ – организовать чай. Задача тебя напрягает – у старика своеобразные отношения с чайником, кипятить его повторно нельзя, доливать воду к уже кипяченой нельзя – ведь тогда образуется тяжелая вода, а это очень, очень опасно. Держа в уме все условия, ты справляешься с квестом и, организовав кружечки, – как он любит, дико крепкий чай из пяти пакетиков – ты располагаешься на диване. Оглядев квартиру, ты испытываешь вину – кроме тебя заботиться о старике некому, а ты со своей задачей справляешься хреново: на потолке разлилось темное пятно, пол и подоконник заставлены книгами, повсюду пыль. Надо приходить почаще да прибираться, а то бедняга почти слепой. С книжной полки на тебя укоризненно смотрит жена твоего пожилого друга. Живой ты ее не застал, она умерла в самом начале войны, после рождения Винта, и хоть с тех пор прошло почти 30 лет, другую супругу ветеран искать демонстративно отказывался, сохраняя верность своей единственной любви.
- Ну, как дела у Алеши, был у него? – спрашивают тебя.
- Да все хорошо, работает, – отвечаешь ты и вымученно улыбаешься. То, что они не общаются, сильно на тебя давит, потому, что тебе жалко обоих и парламентером между ними ты выступаешь уже много лет. Кроме как «все хорошо», тебе сказать нечего – не будешь же ты рассказывать отцу, что его сын продолжает ехать крышей и все больше изолируется от окружающего мира, строя теории заговора.
- Он у меня молодец! – гордо заявляет собеседник,прихлебывая свой «чифир».
Некоторое время вы сидите молча. Семёныч – он настаивает,чтобы его называли именно так - бренчит дрожащими руками о блюдечко чашкой, ты горбишься и рефлекторно скрещиваешь конечности – присутствие другого человека привычно вызывает холод в руках и стресс. Даже если ты знаешь его много лет. В неловкой тишине каждый из вас погружен в свои мысли. Ты тронут тем, как каждый раз он беспокоится о своем сыне, и завидуешь. Внезапно, ты вспоминаешь, зачем пришел:
- Да, я вас поздравить хотел… С Харбином, – получается нелепо, надо было продумать поздравление заранее.
- Спасибо, дорогой. Дааа, мало нас осталось в живых с тех пор, раньше собирались, а сейчас… Ну, хоть ты помнишь, – он улыбается и хлопает тебя по плечу. Ты понимаешь, что под «собирались» он имеет в виду в первую очередь твоего отца, но помнит, что тебя эта тема напрягает. Вспоминать об отце ты не любишь – он отказался эвакуироваться из Харбина вместе с вами, предпочтя идеологию своей семье (по крайней мере, ты это так видишь) – и пропал без вести там, борясь за советскую власть.
- Не при дамах будет сказано – он оглядывается, будто дамы могут поджидать за углом в его одинокой квартире – ебаные манзы его достали, пока меня не было рядом. Я вернулся на базу – а он нет, – продолжает он извиняющимся тоном – как будто мог как-то повлиять на случившееся. Не желая развивать эту тему, ты произносишь:
- Давайте я вам с работой помогу.
Кивнув, старик достает из-под стола древний ноутбук или, как он его называет, «машину». Техники он боится и никогда не работал за ним сам. Когда медленная машина оживает, ты ищешь для него участников тех событий, которых он перечисляет по памяти, периодически порываясь доставать их фотографии из альбома и показывать тебе, рассказывая, с кем из них он ходил за «языком» и кому кого он тащил до лазарета на себе под вражеским огнем. Вы пишете книгу о тех событиях – вернее, он диктует, а ты работаешь «машинисткой», вводя текст и ища информацию в интернете. Он обещает сделать тебя соавтором, но для тебя это мало что значит – ты делаешь это из желания помочь. Спустя четыре часа сосредоточенных поисков, вы вводите еще пять биографий участников тех событий. Страна должна знать своих героев. После завершения работы прижимистый старик, стирающий одноразовые пакетики, достает кошелек и начинает всовывать тебе мятые купюры. Ты отказываешься – хоть ты сильно нуждаешься, принимать деньги тебе всегда неловко, но после непродолжительной борьбы ты сдаешься, и он запихивает тебе наличность тебе в карман.
33/171
ChoronomageВыпуск №33=140178448
Загрузка...
34/171
ChoronomageВыпуск №34=139855542
Ты встаешь, рассчитывая прощаться, как вдруг за окном раздаются хлопки – какие то забулдыги до сих пор отмечают Рождество. Повернувшись к своему товарищу, ты видишь его остекленелый взгляд и стиснутые кулаки. Старик как-то сжимается, вдавливает себя в диван, словно надеясь, что он его защитит. У него стучат зубы, и ты слышишь, как он шепотом матерится. Привычно, ты садишься на подлокотник и приобнимаешь его за рубашку.
- Убью пидорасов! – вскрикивает ветеран, резко вскакивает с кресла, но тут же без сил падает обратно. Наконец, ему удается совладать с собой, и он виновато улыбается.
- Спасибо, Алеш… Стас, – он хлопает тебя по плечу и с ненавистью смотрит за окно. Какое то время вы молча смотрите на улицу, где рассыпаются гирлянды фейерверков. Он каждый раз вздрагивает, а ты думаешь, что идти к психиатру он вновь откажется, так что можно даже не пытаться. В такт хлопкам за окном ритмично позвякивает сервант с чайным сервизом, когда-то подаренный молодым на свадьбу. Когда все затихает, Семёныч резко встряхивается, подернув плечами, и как ни в чем не бывало лукаво тебе улыбается. Пытаться говорить с ним о случившемся бесполезно – он сделает вид, что ничего не было, и скажет, что у тебя разыгралась фантазия. Ты до сих пор не знаешь, то ли он каждый раз притворяется, то ли искренне забывает. Пока ты не завел привычную беседу о том, что это ненормально и здоровье очень важно, Семёныч достает откуда-то из-под полы старенький фотоальбом.
- Я недавно снимки свои разбирал и нашел фотокарточку от твоего отца, – он протягивает тебе на удивление четкую фотографию. Быстро сложив ее в карман, ты благодаришь его и побыстрее прощаешься. Изображать бодрость после подобной встряски старику наверняка тяжело, так что тебе лучше ретироваться, чтобы он мог зализать раны и выматериться всласть. Как они живут в Новый год, бедолаги?..
Выйдя за дверь, ты достаешь фотографию. Раньше ты ее не видел, видимо, снимал отец на таймер и забрал себе. Однако, ты хорошо помнишь этот день…
… День, когда он ушел. Ты смотрел новости, там показывали город, объятый пожаром, и нашу технику, обстрелянную подлыми китайскими манзами, прятавшимися в окнах домов. По крайней мере, так утверждал диктор. Ты уже привык к руинам, но не был уверен, показывают ли ваш город или один из десятков других по всему бывшему Союзу. Голос диктора заглушал ожесточенный спор твоих родителей – ты выработал тактику прилипать к телевизору, когда они начинали ругаться, чтобы тебя не замечали – но в этот раз все было хуже, их голоса заглушали телевизор.
- Саша я хочу, нет, я требую уехать. Рубцовых сын совсем захворал, я не могу дальше на два дома бегать. Вам с Семёнычем лишь бы под пулями скакать, меня не жалко, так детей пожалей. Умрет он – сына сиротой оставит, но у него своя голова на плечах. Но ты-то куда лезешь, как я одна с двумя управлюсь? – глядя на фотографию, ты вспоминаешь этот диалог, который давно изгнал из памяти.
- Я сказал, к дерьмократам в Порт жить не пущу. Что бы моя семья цыганила у этих предателей крышу над головой? У нас здесь все есть, место и положение. Когда мы дорежем узкоглазых, все будет как раньше.
- Да никогда уже не будет как раньше, – мать срывается на крик, – вчера в очередь за водой снаряд попал, здесь, на Корейской! А если меня? А если Стаса? Я еще одного не могу потерять! – мать срывается на крик. Ты ненавидишь, когда она так делает. Чертовы женщины, не могут держать себя в руках, – ты стараешься рассуждать как взрослые мужчины. Ты же мужчина, верно?
- Я сказал. К предателям семью жить не отправлю, – внезапно, он обращает на тебя внимание, достает со стола пульт и выключает телевизор. Он начинает хмуриться, встает и скрипя сапогами направляется к тебе. Ты вжимаешь голову в плечи. Сейчас что-то будет.
- Куда ты пошел, я с тобой не договорила, – возмущается мать ему в спину, – а что бабы болтают, что ты уши мертвым манзам режешь, это правда? Да вы оба крышей двинетесь с этой войной, психопаты, и нас с детьми погубите, ради Союза своего сраного! – начинаются слезы. Ты чувствуешь вину и одновременно нарастающий страх, по мере того как аромат Беломора и скрип сапог приближаются к тебе. Что такое психопат? Значит ли это, что я тоже стану психопатом, когда вырасту? Это хорошо? Судя по тому, как она это говорит, не очень…
Остановившись возле тебя, отец садится на корточки и внимательно смотрит тебе в глаза. В отличие от матери, ты никогда не можешь сказать по его лицу, о чем он думает – его холодное, замершее выражение лица никогда не меняется – ни в горе, ни в радости. Некоторое время он смотрит тебе в глаза, потом резким движением хватает игрушку, лежавшую в твоих ногах.
- А ты, пока отец воюет, в куклы играешь? Вырастил пидораса, нечего сказать, – он плюет на пол, забирает игрушку и открывает дверь на улицу.
- Да это Анина, я не знаю, где он её нашел… А ну стой, куда ты пошел, опять я с тобой не договорила! – она хватает его за руку, он вырывается и отвернувшись, бросает:
- Завтра ко мне придешь, – командует он матери и выходит за дверь. Больше ты отца не видел.
- Кто такая Анна?
- Твоя сестра. Была, – лаконично роняет мать и, хлопнув дверью, уходит за ним, скандалить на лестничную клетку.
Это известие вводит тебя в ступор. Оказывается, у тебя была сестра. Почему никто тебе не говорил? А какая она была? А родись я раньше, я был бы ей? А каково вообще быть девочкой?..