Руководство по Мечу Мети

Доводы

1. Славься, Божественный Труп, крушитель бесконечностей.

2. Я Мети, и в моем роду лишь я сама. На 108-ом году жизни меня окружают лишь дурни. Мои соотечественники крепко держатся за свои корни. А моя единственная ученица – кусок идиотки с бо́льшим талантом к еде, чем к совершенствованию с клинком. Поэтому я решила умереть, утонув в кипящей крови моих врагов, ибо их много.

3. Моим учителем был величайший лорд-генерал короля Ау Вема, Рио тен Рьям, кто первым уговорил меня изучать способы превращать людей в призраки. Но поскольку его внимание быстро переключилось на наиболее неинтересные и бесполезные части моего тела, я вернула услугу, освободив его от его собственных.

4. По моему личному мнению, лучше всего – прямой меч, если вы можете его добыть, но и сабля сгодится. Копье, шест или булава – оружие простолюдинов, с которым я не знакома, и поэтому говорить о них я не буду.

5. Встретив меня, вы найдете мою внешность страшной и неопрятной. Я была оплевана и жрецом, и королем, и торгашом. Нет у меня слуг, и не владею я ничем, кроме прямого меча в шесть пядей (5 с половиной керт) длиной (и это правильная длина). Это потому, что я достигла Величия, и потому, что я – неоспоримый мастер основополагающего искусства Разрезания. Я сражусь голышом с десятью тысячами мужчин.

6. С тринадцати лет я тренировалась каждый день с прямым мечом. Я соблюдала строгую вегетарианскую диету и жесткие тренировки босоногих пробежек (пяти) между городами, приседания и дыхательные упражнения (два звона), упражнения с мечом и тренировка противодействия (три звона).

7. К шестнадцати годам мое тело стало стальным изваянием. Меня так часто принимали за мужчину, что я начала носить длинные распущенные волосы и перестала бинтовать грудь. Я могла без усилий сломать камень голыми руками, могла пробежать от Желтого Города до Лунных владений за день или того менее, едва сбив дыхание. Мое владение мечом было завершено, меня зачислили в третий легион Центральной Армии, где меня глубоко уважали как мечника невероятной силы.

8. Тогда и пришло время встретить своего первого серьезного противника, Колосса Пардоса. Со своей юношеской гордыней и невероятными навыками, я выставила всю свою выучку и мастерство. Прошло едва ли полдня, и меч мой был разбит на тридцать кусков, правая нога была почти вырвана из сустава, а мое закаленное тело – жестоко разбито в ста и сорока местах. Я победила врага, вырвав его мозги через дыхательные пути. В той ситуации мои большие пальцы оказались гораздо полезнее.

9. И в тот момент, когда мои большие пальцы были измазаны его мозгом, мне было откровение. Я слишком распылялась в своих тренировках. Существование и акт сражения не имеют никаких различий, и суть обоих, основа обоих – единственное действие, цель которого: Рассечь Своего Противника. Вы должны решиться тренировать лишь это действие. Вы должны стать этим действием. Воистину, мало что ещё во всем этом треклятом мире может так же хорошо послужить вам.

10. Надеюсь, прочтение этого руководства подтолкнет вас к убеждению стать фермером.

Да здравствует король!

Руководство по Мечу Мети

Освоение меча

1. Слава ЙИСУН велика, и познать ее вы можете двумя путями: путем утвержденных слов и путем утвержденного действия.

2.  Утвержденные слова таковы: ИС АТН ВАРАМА ПРЕШ. Значение этих слов – ЙИСУН, а познавший их Велик.

3.  Утвержденное действие – Резать.

4. Резать – значит разделять клинком Желания, тем осуществителем возможностей, что рассекает бесконечности.

5. Прежде чем тренироваться с мечом, сперва научитесь подметать. Обучившись подметать, освойте умение рисования воды. Когда вы узнали, как рисовать воду, вы должны расколоть дерево. Расколов дерево, обучитесь искусству нахождения правильных трав в лесу, искусству писать, искусству изготовления бумаги и написания стихов. Вам в равной мере должны быть знакомы шило и ручка. Овладев всеми этими вещами, вы должны стать искусны в строительстве дома. А когда будет построен ваш дом, вам больше не понадобится меч, потому что это уродливый кусок металла, а предназначен он для идиотов.

Восемнадцать Наставлений

1. Осознайте: нет никакого меча.

2. У вас должна быть широкая стойка. Вы не должны закрепощать ваши запястья и плечи. Вы должны держать рукоятку легко и непринужденно. Я слышала, как кто-то сказал, что вы должны быть нежны с мечом, как с любовником. Это полная чушь. Меч вам не любовник. Это отвратительный инструмент для отделения людей от их жизненно важных жидкостей.

3. Наступая, вы должны верно расположить свои руки: не держите их близко к телу, дышите спокойно. Это рассечение жизни. Вы должны следить за работой своих ног. Контролируйте свои ноги, независимо от того, упираются ли они в огонь, воздух, воду или землю.

4. Дыхание чрезвычайно важно! Разве страстное дыхание жизни в вас не горячо? Выдыхайте! Ликуйте!

5. Разрезая, стремитесь к отрешенности. Вы должны разить крепко и решительно. Слабый, вялый разрез вызывает презрение. Но вы также не должны цепляться за свое действие или его результат. Цепляться за что-то – огромная человеческая ошибка. Человек, что бьет, не думая о своих действиях, может сразить Бога.

6. Чтобы правильно резать, вы должны постоянно уничтожать себя в сражении. Ваша рука должна стать рукой, которая рассекает, ваше тело – телом, которое рассекает, ваш разум – разумом, который рассекает. Вы должны мгновенно уничтожить свое поддельное пред-настоящее я. Это лишь бесполезная вешалка.

7. Мозг полезен лишь до тех пор, пока вы не столкнулись со своим врагом. Тогда он бесполезен. Единственная по-настоящему нужная в этом проклятом мире вещь – воля. Вы должны наполнить свое бесполезное тело чудовищным жаром. Вы должны гореть так, что даже если враг срубит вам голову, вы в ответ обезглавите еще десятерых. Ваша кипящая кровь должна вырываться из вашей шеи и увечить уцелевших!

8. Вы никогда не должны делать «множественные» разрезы. Каждый из них должен быть исключительным в своем великолепии, независимо от того, сколько ему предшествует. Вы должны заставить своих врагов плакать от восхищения, и точно так же и вашу голову должно сносить от этого предмета искусства, вы должны сделать все возможное, чтобы вызвать слезы уважения.

9. При обезглавливании врага ужасно невежливо делать больше одного взмаха.

 – Аесма и три Мастера –

(И уроки, которые она так и не усвоила)

Однажды случилось так, что ЙИСУН и их последовательница, Аесма, оказались в доме речей ЙИСУН, что часто становился местом для свар многих богов, захваченных ожесточенной и зачастую кровавой полемикой. Минувшая ночь ничем не отличалась, и бронзовые стены все еще пылали и дымились от ярости и жестокости их слов. ЙИСУН, как хозяин дома, пристроились отдохнуть, тогда как слуги устало принялись уничтожать следы ночного погрома – с легкостью, порожденной большим опытом.

Аесма обладала миниатюрным телосложением, грубой черной кожей, множеством зубов, большим ртом и ярким алым языком. Она таила в себе зло и обжигающую жажду владычества над всеми вещами, и потому голод неизменно уродовал ее в остальном приятное личико. ЙИСУН были невероятно благосклонны к ней, как то водится с уродливыми детьми.

 – Повелитель Повелителей, Царь Царей, Императрица Императриц, – жадно начала Аесма, – кто наиболее могуч среди твоих слуг?

Ибо о том и шла речь минувшей ночью, и никто из пришедших не мог дать достойного ответа, ибо всякий громко провозглашал себя королем над остальными. ЙИСУН отказались вынести свое суждение, как то и было принято, так что Аесма удивилась, когда ЙИСУН вынырнули из грез.

 – Несомненно, это сложный вопрос, – задумчиво сказали ЙИСУН, – но думается мне, что это три моих Мастера – пространства-времени, эстетики и этики.

 – Почему они? – возмутилась Аесма.

 – Они были моими последователями на протяжении как минимум тридцати кальп, они хорошо постигли мои учения, и каждый из них несет абсолютную и неоспоримую истину, – степенно ответили ЙИСУН. – Если уж ты так недовольна, можешь найти их на дороге и, коли пожелаешь, бросить им вызов.

Ни сказав ни слова, Аесма грубо схватила дорожный посох Педама, что мог в один присест прыгнуть на тридцать лиг, и принадлежавший Акароту плащ из перьев, который мог бороздить ветра как межзвездные, так и земные, и, в бешеной схватке разбросав в сторону слуг, выскочила на порог дома и помчалась сквозь пустоту к дороге Короля-Правителя.

– Аесма и Мастер пространства-времени –

Почти сразу же Аесма обнаружила владения Мастера пространства-времени, лунное царство необъятных размеров. Не заметить Мастера было необычайно трудно, ибо был он мужчиной высотой с тридцатиэтажный дом, с кожей пестрой, словно ночное небо. В его нечесанных волосах, на косматом челе и в спутанной бороде пылали бесчисленные звезды. На протяжении неисчислимых веков с той поры, как он достиг звания мастера, он служил главным архитектором богов, и прямо сейчас он строил величавую темную башню, что выше всякой горы. От ударов его огромного серебряного зубила в костях приблизившейся Аесмы поселилась дрожь. Однако его могучая стать мало впечатлила ее, ибо в сердце ее таилось яростное злоумышление.

 – Эгей! Дитя Богов! Никак юная Аесма? – прогремел Мастер пространства-времени, повернувшись, и капли его пота обрушились на землю, словно огромные валуны.

 – Я слыхала, ты сильнейший из последователей ЙИСУН, – угрожающе начала Аесма. – Как это может быть правдой?

 – От кого? – нахмурившись, спросил Мастер.

 – От ЙИСУН! – в досаде приплясывая, ответила Аесма.

 – Хо! – прогремел Мастер и пригладил усы. – Тогда, должно быть, это правда. Я долго изучал объем и протяженность работы ЙИСУН, и с великим усилием я добился знания формы всех вещей. В точности до нано-ангстрема!

Аесма проявила недоверие, однако Мастер показал ей планковскую длину каждой горы в своих владениях. Она все еще не верила, и он открыл ей точное число песчинок во вселенной, и количество атомов углерода в ее теле, и потенциальную форму и тень всякого животного, что дышит, плывет, летит или просверкивает между квантовыми состояниями.

Но и это ее не удовлетворило, так что Мастер с треском бросил на землю огромное зубило, обвел рукой широкую равнину и повелел Аесме глядеть, объяснив, как именно нужно глядеть. Он повелел ей исторгнуть свое просветленное сознание – так она и поступила, и Мастер был изумлен и позабавлен, ибо оно оказалось злобным и маленьким, как мерзкий уголек, и он подивился, отчего ЙИСУН так ценит ее как последователя. Но тут он исторг свой разум, и был он подобен яркому небесному сиянию. И когда разум Мастера окутал пейзаж пред ним, Аесма увидела, как тот искажается и сдвигается – холмы уподобились воде, что перетекает от одной формы к другой. Небо потрескалось, вспыхнуло и сменилось огнем и светом, а тьма поглотила и изрыгнула землю, словно огромный раздутый цветок. Аесма поняла, что Мастер обладает совершенным знанием не одной лишь точной формы вещей, но и всех форм, что они когда-либо могли принять.

 – Я достиг мастерства в абсолютной и неоспоримой истине Формы. Тем самым в результате своих грандиозных исследований мне ведома точная мера творения ЙИСУН, его устройство ныне и в вечности. Посему мое знание всеохватно, и совершенство – мое дыхание, – промолвил Мастер. – Это касается даже столь малых величин, как ты сама, юная Аесма, – добавил он, жизнерадостно подмигнув.

 – А что это ты строишь? – спросила Аесма с недобрым намерением, ибо ее злонамеренный ум породил яростный план.

 – Мой Паноптикон, – гордо возгласил Мастер пространства-времени, хлопнув по камню постройки с таким шумом, что поднял пыль с семи углов мультивселенной, – безграничная обсерватория. Хотя мое знание безгранично, взор мой, к сожалению, не таков. С ее помощью я буду созерцать все вещи единовременно, и стану поистине превыше всех. Когда я смогу созерцать всю бесконечность, у меня не останется нужды в мирских распрях!

 – Тупость какая! – возмутилась Аесма и пнула темную постройку, ушибив свои нежные пальцы. Услыхав ее болезненный вопль, Мастер издал громкий смешок, забавляясь над этой бедной испорченной девицей, но тут Аесма метнула в него яростный взгляд и задала дурацкий вопрос:

 – Если ты знаешь форму всего – то какова форма вселенной?!

Мастер весело хмыкнул над этим преждевременным вопросом.

 – Что ж, разумеется, я знаю ее изнутри!

 – Как можно знать форму чего бы то ни было, если глядишь только изнутри?! – злобно выпалила Аесма, и Мастер рокочуще рассмеялся. Звезды с огненными хвостами посыпались с его бороды, обрушиваясь в пыль, и Аесме пришлось скакать туда-сюда, чтобы увернуться от них.

 – Разве можно повернуть глаза так, чтобы посмотреть себе в лицо? Что за странный вопрос! – промолвил Мастер. – У нее нет внешней формы, малышка, так оно есть и всегда будет.

 – Я сама погляжу и скажу тебе, червь! – сплюнула Аесма и принялась дико срывать с себя одежду.

 – Что это ты делаешь? – насмешливо спросил Мастер, но не успел он договорить, как Аесма расставила пошире ноги и набрала полную грудь горячего воздуха. Ее кожа сморщилась, грудная клетка раздулась, и вот крохотная злобная фигурка Аесмы разрослась во все стороны, достигнув высоты пятнадцати этажей. Внезапная перемена дезориентировала ее, и она завалилась, придавив гору. Мастер посмеялся над ее дуростью, пока она бродила туда-сюда, пыхтя, и вернулся к работе – но тут последовал еще один могучий вздох, а Аесма чудовищно раздулась, став вдвое выше мастера.

 – Эй! Прекращай эти глупости! – сказал Мастер, в изумлении глядя на эту идиотку, но не успел он сказать еще слово, как она снова глубоко вдохнула и стала вдесятеро выше Мастера. Горы содрогнулись, и великая незаконченная башня мастера затряслась, словно от удара. Теперь Мастер уже по-настоящему забеспокоился и крикнул Аесме, чтобы она остановилась, но ее чудовищное напряженное лицо отдалилось еще более, когда она стала в сотню раз выше Мастера, а потом и в тысячу, и вот на пятидесятом вдохе сама земля затрещала, горы сморщились и исказились, а великие камни Паноптикона были до основания выворочены ужасающей бурей, поднятой вдохами Аесмы. Мастер остолбенел, ибо, хоть его просветленный разум был многократно шире и ярче, чем у Аесмы, он не предвидел этого разрушения. Меж тем Аесма выросла в миллион, в сотню миллиардов раз больше Мастера, и звезды сошли с орбит, и само пространство-время исказилось от ее великой тяжести. Наконец, оно поддалось, и Аесма выпала сквозь творение за его пределы. Великий шум от этого прорыва разбудил архонтов на свежевальном дереве, и червей, что копошились на трупе Хансы за пределами реальности, и так сотряс сливовый сад у дома речей ЙИСУН, что в тот год он очень мало плодоносил.

Посмотри Аесма внимательно, она бы узрела всю полноту существования и несуществования, и в этом созерцании открыла бы тайное имя Бога, тем самым избежав увечий, которые навлекла на себя, задав этот вопрос ЙИСУН несколько позже. Но в тот момент ее ограниченный злобный ум занимала лишь гордыня от победы над Мастером, так что она бросила лишь беглый взгляд и выяснила, что вселенная несколько напоминает колесо.

За пределами существования было изрядно холодно, а Аесма была совершенно нага, к тому же удерживать столько воздуха в столь большом облике было довольно болезненно, так что она резко и довольно бездумно выдохнула и рухнула обратно сквозь трещину в бытии к ногам Мастера пространства-времени, которого ее выдох отбросил в сторону, словно великая буря – древесный лист.

 – Как видно, ты все же не сильнейший из последователей ЙИСУН! – хихикнула Аесма, танцуя нагишом, и продемонстрировала свой длинный алый язык сломленному поражением Мастеру.

 – Скажи мне, как и обещала! – потребовал Мастер пространства-времени, пока его слезы с грохотом падали наземь, точно кометы. – Какова форма вселенной?

 – Она чем-то похожа на колесо, – ответила Аесма, что было совершенно неверно.

Аесма и три Мастера

– Часть 2: Аесма и Мастер эстетики –

Оставив Мастера пространства-времени униженным и побитым, Аесма устремилась дальше по дороге. Пламя победы быстро остыло и превратилось в тлеющую зависть, что была ее обычным состоянием, и она поднажала.

Владения Мастера эстетики тоже оказалось нетрудно найти. Они висели в черноте пустоты, словно ярко сияющий драгоценный камень. Подлетев ближе, Аесма была поражена, ибо камень этот быстро увеличился в размерах и оказался просторным дворцом размером с город, чьи улицы и дороги были переполнены поклонниками и последователями, представавшими в немыслимом разнообразии очертаний и размеров. Убрав дорожный посох Педама, Аесма едва могла шагу ступить, не наткнувшись на буйство красок, звука и индивидуальности. Вереницы танцоров с яркими плюмажами кружились в воздухе и пели, используя речь, мысль и машинный код. Кафе полнились философами с серьезными лицами, а также дикими и исступленными писателями с семи концов мультивселенной, что претворяли сотню тысяч наречий в яркие пламенные глифы. Улицы наводняли художники с натруженными руками и инженеры-поэты, склонившиеся над сияющими холстами, толпы поклонников и помощников собирались вокруг них, открыв рот и таращась сквозь защитные очки.

Любой бог или человек мог провести век, захваченный этим грандиозным представлением, но Аесму оно лишь раздосадовало – три дня она грубо торила свой путь сквозь немыслимые толпы, избегая сияющих кафе и злобно отбиваясь посохом Педама от приглашений на бесчисленные вечеринки. Но наконец она добралась до центра дворца, где разместился чертог размером с пещеру, полный удивительной музыки, участников празднества, а также укрощенных зверей из тысячи легенд. Разбросав и отколошматив на своем пути человека, зверя и почитателя без разбора, Аесма пришла к широкому прекрасному пруду, где на поверхности воды восседала Мастер эстетики.

Аесма оказалась несколько выбита из колеи, ибо при виде буйства и хаоса ее владений ожидала, что искусство Мастера окажется весьма поверхностным. Однако пред ней предстала простого вида женщина, завернувшаяся в единый кусок ткани. Глаза и кожа ее были белоснежны, все волосы на голове сбриты, и Аесма немедленно поняла, с какой силой имеет дело.

 – ЙИСУН говорят, что ты сильнейшая из их последователей, – промолвила Аесма, пересекая пруд, словно большая птица, уродливая и взъерошенная, и уселась на воду.

 – Юная Аесма, побившая этого гигантского шута, Мастера пространства-времени, – совершенно непримечательным голосом заговорила Мастер эстетики. – До чего странный вопрос. Разве ты не остановилась и не оглядела мои владения прежде, чем прийти сюда? – добавила она.

 – У меня нет времени на такие пустяки, когда на кону моя репутация! – взъярилась Аесма.

Мастер сделала плавный жест, и Аесме поднесли хлеб и напитки, а она громко затребовала добавить еще и мяса.

 – Это правда, – сказала Мастер, пока они с гостьей потягивали принесенное питье.

 – Как так? – быстро спросила Аесма.

 – Пусть я пожертвовала многим, я достигла мастерства в абсолютной и неоспоримой истине Искусства, – промолвила Мастер. – Нет движений разума, мышц или голоса, что были бы мне неведомы. Горе и радость, боль и любовь знакомы мне, словно мои пять пальцев. Я вскрыла волокна цвета и звука, что соединяют всю жизнь в мультивселенной, и могу сыграть на них любую мелодию. Совершенство – мое дыхание.

 – Чепуха! Любой дурак может сказать, что такое Искусство! – с набитым ртом запротестовала Аесма. – Многие говорят, что мое лицо красиво! – добавила она, сложив гримаску застенчивой и целомудренной девы, какой никогда не была. У собравшихся перехватило дыхание – до того внезапной была метаморфоза.

 – Но для меня, – закончила Аесма, расслабившись и дав волю своему обычному демоническому лику, – это ужасное лицо слабости.

 – Разве ты не видела моих владений, моего Дворца Резонанса? – вопросила Мастер. – Это предельное средоточие, моя последняя работа. До конца дней величайшие умы и артисты будут виться здесь в надежде испить моего совершенства, но никогда не достигнут его.

Аесма призналась, что не видела дворца.

 – Покажи мне свой просветленный ум, – повелела Мастер своим совершенно обычным голосом. Аесма так и поступила, и Мастер была шокирована, до чего он злобен и порочен. Она быстро приняла решение хоть немного просветить гостью. Жестом предложив Аесме идти следом, она вышла на улицы города-дворца.

Та быстро поняла, что, в спешке пытаясь отыскать Мастера, она и впрямь проглядела непозволительно многое. Дворец был чем-то куда большим, нежели просто владениями – он был исполинской галереей, сама архитектура которой звенела гармонией, что отдавалась у Аесмы в костях.

 – Начнем, – сказала Мастер, – с творений тебе по вкусу.

Они зашли в большой, старинного вида театр. Там они остановились и велели подать напитки, в то время как на сцене комедиант начал читать весьма похабную балладу.

 – Сама написала, – заметила Мастер, и по мере того, как поэма двигалась дальше, Аесма, несмотря на всю свою скрытность, обнаружила, что не в силах удержать свое веселье. Когда чтение подошло к концу, большая часть слушателей корчилась на полу, а у самой Аесмы бока болели от смеха.

 – Хорошая работа, – признала она, – но не совершенная!

 – Ранняя работа, – лукаво заметила Мастер, и они отправились к огромному золотому куполу, под которым посмотрели написанную Мастером оперу, а также выхлестали еще больше дорогого хмеля. Сперва опера лишь позабавила Аесму – простенькая история о героине, борющейся с собственными страхами. Но вскоре она обнаружила, что сюжет увлекает ее все пуще и пуще, то вознося на вершины радости, то низвергая в пучины горя, и так схватил ее за горло, что то уже болело от криков восторга и ужаса. А когда наступил финал, она осознала, что опера написана о ней, Аесме. Воистину то было совершенство.

 – Хорошо же! – осипшим голосом признала Аесма, пока они шли дальше. К этому времени хвост поклонников и последователей протянулся за ними на три лиги. – Но от прежних слов не отказываюсь! – продолжила она, придя в себя. – Аесма насладилась твоим творением. Но кто сказал, что ее порадует следующее?

Они отправились посмотреть на танцы во влажном подземелье – ритмичное, пульсирующее мероприятие. Аесма нашла в нем очень мало приятного и вознамерилась было торжествовать победу, когда Мастер заговорила:

 – Ты была права, сказав, что Искусство – вопрос точки зрения. То же касается и реальности. Мастер пространства-времени выставлял себя дураком именно потому, что никак не мог этого увидеть. Не важно, как глубоко он вглядывался – он мог видеть лишь своими собственными глазами, законченный дуралей.

 – Я овладела и ракурсом, – продолжила она, – и научу тебя, как менять форму и очертания твоего земного ума, и ты познаешь истинный смысл моих слов.

Они изменили облик и превратились в двух бородатых юнцов. Совсем скоро Аесма обнаружила, что притоптывает в такт, а сердце в груди бьется чаще. На ее мужскую форму танец влиял превосходно.

 – Да чтоб тебя! – сплюнула она.

 – Ты увидишь, что нет ничего, что мне неведомо, – сердечно рассмеялась Мастер. – Значение – это суть существование, и я плету этот гобелен, как мне нравится.

Так они провели и остаток недели, переходя от танцев к искусствам, порожденным светом и кровью, к музыке, к представлениям, к трансцендентальной математике – к произведениям столь потрясающим, что Аесме казалось, будто каждое занимает целую жизнь. Всякий раз они переходили от обличья к обличью – так колеблется пламя свечи. Порой они были тварями, что упиваются совершенством только что свершившегося убийства, порой настраивали уши, чтобы послушать ветра, дующие между измерениями. Они проводили жизни мазохистов, нищих, королей, богов, мужчин, женщин, гермафродитов, червей, звезд. Время утекало прочь, словно ртуть, и вскоре, собрав толпу, что тянулась за ними практически на всю длину дворца, они вернулись к бассейну в центре города. Аесма валилась с ног от усталости и быстро затребовала выпить, да побольше, чтобы снять похмелье. Мастер же как ни в чем не бывало присела отдохнуть посреди пруда, вернув свой совершенно безыскусный облик.

 – Вот видишь, – сказала она, – я овладела Значением во всех его обличьях и ракурсах. Мои прозрения глубже любых других, и оттого все приходят купаться в моем совершенстве. Потому я сильнейшая из последователей ЙИСУН.

 – Теперь я уверена, что ЙИСУН приблизили тебя из жалости или забавы ради, – продолжила Мастер, – но, если ты желаешь развить свои скромные умения, я дозволю тебе стать моей ученицей.

 – Подохни в муках, – проскрежетала Аесма. Жаркий огонь зависти скопился внутри нее, и вот она выплюнула еще один дурацкий вопрос.

 – Если уж ты так глубоко все понимаешь, то каково тогда универсальное Искусство? – злобно спросила Аесма.

  – Его не существует, – безмятежно ответила Мастер.

 – Оно должно быть! – воскликнула Аесма, огонь захлестнул ее сердце. – Какой толк рассуждать о значении и смысле, если в них нет ничего универсального?

 – Когда-то я думала, что это любовь, или, возможно, занятие любовью, – пренебрежительно ответила Мастер. – Но, разумеется, стремление найти что-либо универсальное весьма поверхностно, разве я об этом не говорила? Значение и существование – это упражнение твоей личности. Так оно есть и всегда будет. Ты должна и сама знать об этом, Аесма.

 – Нет, оно есть, пижонка надутая! – сплюнула Аесма, и ярость вспенилась в ее кипящем разуме. – Я найду его, здесь и сейчас!

 – У меня мало времени на недостойных, – заметила Мастер и собралась было позвать слуг, чтобы те вышвырнули Аесму. Но не успела она пошевелить и мизинчиком, как Аесма дико завыла и впала в бешенство.

 – Я тебе покажу! – проревела она, облачившись в смерть. – Я отыщу универсальное Искусство в руинах твоего дворца!!

Язык ее высунулся, глаза заплакали кровью, и, плюясь огнем, она выскочила из пруда. Аесма начала рвать на части прирученных животных, и на крики их боли из толпы сбежалась сотня мастеров боевых искусств, которые попытались остановить ее. Но в ипостаси разрушения Аесма была кошмарным созданием с тридцатью пятью руками и тремя вспомогательными боевыми сознаниями, кожа ее была тверда, как железо, и испускала едкий дым, что иссушал слабых. Она избила бойцов в кровь и бросилась буйствовать в толпу, увеча и раскидывая мужчин и женщин из пятидесяти тысяч миров во все стороны, уничтожая бесценные произведения искусства, собранные за тысячелетия, и просто учиняя грандиозный бардак.

Ее бесчинство длилось три дня и прекратилось лишь тогда, когда сама Мастер выдвинулась от своего пруда в сопровождении тридцати пяти нищенствующих святых, что пронзили Аесму копьями из чистого серебра. Неудержимая ярость наконец стала вытекать из ее тела, и Аесма смирилась.

 – Зачем ты разнесла мой дом, порочная тварь? – спросила Мастер.

 – Чтобы найти универсальное Искусство! – провыла Аесма.

 – Его не существует, дура, – ответила Мастер, и Аесма отвесила ей единственный удар по лицу. И с ним к Мастеру пришло ужасное и мгновенное осознание, что Аесма права. Ибо, хотя в своей слепой ярости та этого не понимала, Аесма заговорила на языке, понятном всем великим людям, художникам, зверям, королям-философам, ангелам и поэтам из миллионов миров, собравшихся во владениях Мастера.

 – Универсальное искусство – это насилие, – в шоке прошептала Мастер.

 – Ага!– воскликнула Аесма во внезапном прозрении.

Мастер была не в силах вымолвить ни слова.

 – Я ж тебе говорила! – хихикнула Аесма, пока ее волокли прочь, а потом ее вышвырнули из разбитого и пылающего Дворца в пустоту.

 – Это ужасно, – промолвила Мастер.

Все огни прекрасного сияющего дворца медленно гасли один за другим, пока она, ссутулившись, съежившись, брела к своему пруду, приобретшему неприятный оттенок, и плакала.