«Прежде всего, ты сожрешь все тела

И хоть просят свободы, они сгубят тебя

Вперед, раздави всех, кто пятится прочь

Волки теперь господа над тобой

Ненасытное пламя ползет по земле

И лишь шаг, чтоб съесть мир весь, остался тебе

Проглоти все деревья, озера, поля

Сокруши и луну, выпей реку до дна

Океана синее и глубже она

Поджигай, поджигай, пусть дотла все сгорит

Они учат победе, и править потом

Башен, что ты построил, не тронет никто

Они скажут, как страхи найти и взрастить

Пусть растут в твоем сердце, где стенам не быть»

 – Gojira, ‘Wolf Down the Earth’

Аесма и Красноглазый Король

Часть 1

Однажды и вечно была Аесма Тен Йондам, которая была очень могущественной богиней. И было нее от двух до сорока пяти рук, и была она исключительно сильной, и ненасытный красный голод господства снедал ее. Она умела улыбаться пятью способами, владела десятью из сорока пяти форм и знала все слоги Величия, хотя и не понимала ни одного из них. В своем почерневшем сердце она взращивала множество злых замыслов и планов и разжигала неугасимую ярость против несовершенства Вселенной, что сделало ее одной из любимых последователей ЙИСУН. Она была слаба в Паткуне, терпеть не могла педантизм, а из-за своих скабрезных шуток и грубых манер частенько оказывалась вышвырнута из дома речей ЙИСУН.

В один из таких случаев Аесму выбросили задолго до того, как она смогла добраться до вина. Ее вопль и звук удара о двери дома речей привлек почти два десятка святых паломников, которые проходили по Королевской дороге. Когда они подошли, чтобы справится о ее беде, она втянула их в жестокую схватку, которая продолжалась чуть менее пяти часов, и то было для нее в порядке вещей. Битва была настолько яростной, что расколола две блуждающих луны и уронила часть одной из них в изначальное море, которое тут же вскипело облаками пара.

– Другое дело, – выдохнула Аесма, когда пыль осела, и море прекратило клокотать.

– Эй! – обратилась Аесма к потрепанным и окровавленным паломникам, когда ее осенила мысль. – Где здесь можно найти вина?

– Гнусная тварь! Если это то, что тебя насытит, отправляйся в великий и священный Храм Солнечного Диска, – прокашлял разгневанный паломник. – Испей там священного вина, а не привычного тебе молока разврата, и очисть свою зловонную душу!

Аесма была признательна и, в знак благодарности, превратила человека в необычайно большую золотую рыбину, потому что ей нравилась красиво окрашенная рыба. Она схватила прядь застывшего света и изломала ее в форме двери. Это был старый, но популярный трюк, которому ее обучил бог Ун-Каон в обмен на сладости, стащенные Аесмой, ибо Каон был ужаснейшим сладкоежкой. Звался этот трюк Разделением, ибо то было одно из искусств разрезания, которых есть тридцать и одно.

         Аесма выпрыгнула из кожи прямо сквозь дверь обратно в свою кожу, оказавшуюся с другой стороны через сплетение искривленных плоскостей пространства. Когда она явилась, храм, о котором говорил мужчина, лежал прямо перед ней. То было грандиозное, величественное здание с песочно-белыми колоннами, а Священный Солнечный Диск, запечатленный там, был виден на расстоянии пятидесяти, а то и шестидесяти лиг, так ярок он был.

         Жрецы преподносили расположенному там большому алтарю Солнца возлияния и песнопения, воздавали дань уважения звездам, и в мельчайших деталях изучали природу человеческой души. Каждый из них был ученым и философом чистого и мужественного облика, и носил опрятно отглаженный передник. Он отвергал тщеславие и превозносил добродетели превыше всего. Члены храма проводили множество часов, размышляя о верных ролях женщины и мужчины, справедливых путях должного правления и способах, с помощью которых наилучшие качества человека могли бы быть укреплены в его теле, и его уме. И были у них огромные золотые весы, на которых верховный жрец измерял вес человеческих пороков против добродетелей. Это было место, влиявшее на мировоззрение просвещенных умов того времени, храм великой серьезности и моральных устоев.

         И, конечно же, по этой причине Аесма немедленно возненавидела его. На публичном богослужении она вытерпела минут тридцать.

– Это невозможно вынести! – взвыла Аесма. – Ваши элегии тоскливы! Ваши святые – лжецы. Ваша молодежь бледна и слаба, а вино ваше на вкус как моча. А стоит здесь только перднуть, как тебе тут же начинают читать морали.

– Прочь, демон! – вознегодовал Иерофант, потрясая своим скипетром власти. Десятки жрецов стояли рядом с ним, облаченные в передники и обвешанные золотыми цепями. Свет добра и праведности обострил их благородные черты и суровые глаза.

– Если бы насилие не было запрещено в этом наисвятейшем храме, мы бы уже палками прогнали тебя прочь, – прогремел верховный жрец. – Мне жаль тебя, ползучая тварь, ибо твое черное сердце иссушено и истощено без руководства власти нравственности!

– Зато мне хоть не приходится якшаться со старичьем! – плюнула Аесма в святую паству. Затем она спустила свою набедренную повязку и показала им задницу, к их великому ужасу. В конце концов, они достали палки, и ее вышвырнули из храма в мгновение ока.

– Найди себе мужа, – сказал раздраженный жрец и захлопнул дверь.

Аесма подумала, что это совсем не плохая идея. Мужья, по слухам, были лучше собак. Она пустилась в путь, ее поиски вина оказались начисто забыты.

         Аесма крепко взялась за поиски мужа. Разделением она пятидесятикратно сломила солнечный луч и разделила свой разум на пятьдесят осколков, а осколки эти швырнула расплавленными каплями сквозь образовавшиеся бреши. Этот трюк она украла у Овис, подсматривая, как та купается. Каждый осколок обратился копией-обломком злобного тела Аесмы и сеял неисчислимые беды, разоряя и опустошая земли, вселяя ужас в простой люд, просеивая народы вселенной в поисках мужей. Но по прошествии пяти часов разочаровавшаяся Аесма уничтожила всех побочных себя в божественном огне. Это потребовало некоторых усилий, поскольку их свершения за столь краткое время оказались чрезвычайно высоки, а одна из копий даже возвела себя в королевы.

         Раздосадованная, она решила спросить совета у Бога Ун-Огама, к которому частенько приходила со сложными вопросами. Огам как раз был в своем Белом Аспекте и, следовательно, чуть более расположен к размышлениям. Однако он был свирепым богом битвы, а не философом, и поэтому редко давал дельные советы. Но Аесме все равно нравилось его посещать, так как он был старше ее и любил подраться. Итак, Аесма направила свою колесницу в сторону пропитанного кровью поля битвы, где Огам сражался с дюжиной мелких божков справедливости, и приземлила ее прямо посреди схватки.

         – Огам! – вскричала Аесма. – Найди мне мужа! Уж точно у тебя найдется раб, который подойдет!

         Но сперва Огам не смог расслышать Аесму, так как в обуявшей его неистовой ярости сгибал великий шест птицеголового бога Закона УН-Гума напополам. Догнув шест, Огам зашвырнул Гума на солнце и слегка успокоился. Они с Аесмой были очень близкими друзьями.

         – У меня-то множество рабов, – сказал Аесме Огам. – Но никто из них не подойдет тебе, сестренка. Никто не ровня тебе. А возвращайся-ка ты попозже, и я найду тебе великого, громогласного бога в супруги, упрямого как бык и мощного как слон!

         Недовольная Аесма шмякнула Огама прямо в лоб. Но Огам едва ли заметил, так как его череп был толще крепостной стены. И по мнению Аесмы, это было одним из его лучших качеств.

– Я ждала достаточно! – вскипела Аесма. – А недавно вот меня отчитали лишь за то, что мне хотелось капельку вина! И если ты не можешь подобрать мне равного, скажи же, кто мне ровня?!

Аесма и Красноглазый Король

Часть 2

         Огам озадачился, но был спасен, когда Боратус Серебряных Весов врезался в него своей шестиколесной колесницей, сбив его с ног и избавив от необходимости отвечать. Остальные десять богов справедливости сразу же вместе набросились на Огама с палицами, шестами и священными посохами, и начали его неистово избивать. Аесме это показалось уморительным.

         – Ты, злобное отродье! – сплюнула Йис-Ператор Корона Правды. – Как осмелилась ты стоять там и гоготать? Изыди. Мы наказываем тирана Огама за его пьяные непотребства, совершенные над Владычицей Башни Лепестков.

         – Ох и хреново же у вас получается, – заметила Аесма, давясь смехом. И то была чистая правда. Огам вырос высотой в десять этажей, так что удары богов справедливости для его могучей шкуры были, что спичечные тычки. Боги набросились на него в надежде распять его осколками лунного света, но прежде чем они смогли пронзить его, тот отрастил множество рук, схватил их за плащи и обрушил на них град ударов, которые нормальных людей бы измололи в кашицу.

         Ператор сжала свой шест так, что костяшки побелели, и окинула Аесму презрительным взглядом.

         – Тогда поди прочь. Разве тебе больше нечем заняться? – прорычала она. Богиня всерьез раздумывала, чтобы прогнать Аесму посохом, как уже неоднократно делала прежде.

         – Не собираюсь, пока Огам не скажет, кто мне ровня! – возразила Аесма.

         – Тупица! – фыркнула Ператор. – Кто угодно затруднился бы найти тебе равного в греховности. Вряд ли найдется кто-то с душой столь же запятнанной злом, кроме, разве что, Красноглазого Короля, которого держат в Горниле Наказаний, и он исключителен в своих свершениях!

         Ператор осознала свою ошибку, но было уже слишком поздно, ибо Аесма вскочила в свою колесницу и взмыла в небо.

         Горнило Наказаний было ужасным местом. Однажды старому богу Муаму не понравилось, под каким углом солнечные лучи падали на его гору. И в связи с этим он совершил трудное путешествие до края вселенной, где нашел одно из древних деревьев, что поддерживали углы мироздания, и выстругал из одной из ветвей жердь в два с половиной миллиарда лиг длиной. Дотащившись обратно от края до центра и воткнув там жердь глубоко в землю, он провернул на ней мир, как на оси, на пять градусов, и был тем доволен.

         Мировая ось была изъята, но дыра, оставленная ею, осталась. И на полпути до дна той дыры располагалось Горнило, которое было погружено в вечный хтонический мрак. То была могучая крепость, железный сосуд, полный до краев худших и самых презренных существ, оскверняющих землю, и по этой причине он был заключен так глубоко и далеко от взглядов невиновных. Горнило было приковано к стенам ямы гигантскими цепями, достаточно большими, чтобы по ним мог пройти человек, и у него было сто и еще пять часовых – могущественных святых порядка, облаченных в белые скорбные одеяния. Каждый святой погрузил свои глаза в ртуть, сделав их слепыми к мирской суете, но способными четко распознавать скверну в душе любого посетителя. Именно по этой причине, когда прибыла Аесма, все сто и еще пятеро с огромной прытью скатились со своих сторожевых вышек и собрались в боевые порядки.

         Сперва святые были в ужасе, потому что очень ясно осознали, что пред ними предстало потрясающе злое существо, и на мгновение даже подумали, что сбежал один из их заключенных. Но потом они узнали Аесму, и общий тяжелый стон пронесся над ними.

         – Я здесь за Красноглазым Королем! – провозгласила Аесма.

       – Король не никогда узрит земли поверхности вновь, – выкрикнул один из святых. – Он в ясных и понятных выражениях провозгласил свою враждебность силам добра. Он поглотитель солнца и разрушитель мира, тиран и демон незамутненной злонамеренности.

– Звучит просто восхитительно, – улыбнулась Аесма. – Так когда я смогу его увидеть?

         Святые сощурили серебряные глаза и выставили копья в сторону Аесмы, словно изгородь из лезвий, потому что хорошо ее знали.

         – Никогда! – прозвучал слитный возглас.

– Великие святые! – взмолилась Аесма. – Прошу, смилуйтесь над бедной отчаявшейся девушкой! Я всего лишь хочу взглянуть на этого злобного короля. Ну, должно же быть какое-то задание, которое я могу выполнить, чтобы доказать вам свою полезность?

С великой неохотой святые приподняли свои копья на частичку дюйма, потому что в голосе Аесмы послышалось истинное отчаянье. Они принялись за тихое и мрачное обсуждение, поскольку среди них жила общая вера в искупление, как бы ни была мала его вероятность. Среди многих великих богов справедливости считалось, что Аесма на самом деле тупица, и ее не следует обвинять в обширном и разнообразном списке ее проступков против общего блага.

– Так и быть, – хмыкнул один из святых. – Вот тебе задания. Во-первых, найди имена сорока двух истинно непогрешимых людей. Ибо, если взор твой недостаточно проницателен, чтобы найти непорочность среди упадка этого мира, то нет у тебя способа пройти сквозь эти залы с чистыми намерениями.

– Хорошо, – сказала Аесма.

– Следом ты должна принести нам сердце левиафана, которое дается лишь тем, кто ведом праведными целями.

– Хорошо, – сказала Аесма.

– И еще ты должна знать, – продолжал святой, – что не можешь вырезать сердце или отобрать его насильно. Оно должно быть живым, и мы должны увидеть доказательство его добровольного подношения. Даже величайшие из рыцарей-искателей были отвергнуты одним из могущественных зверей за малейшие признаки зла.

– Затем ты отправишься на святую гору Сабот-Ур, где монахи Пустого Голоса хранят тишину. В течение года и дня ты должна обитать на этой горе и не произнести ни слова. Ты должна отринуть всю свою собственность и стать столь же обнаженной, как в день своего рождения, но избавив себя ото всех похотливых стремлений и чаяний плоти. Ты должна отбросить свои боевые воплощения и приспособленные для насилия формы. Ты должна избавиться от поэзии разрушения, сломать свое оружие и очистить свои легкие от дыхания смерти. Принеси нам тогда пайцзу от тамошнего аббата, которая докажет, что ты прошла эти испытания. С сердцем и пайцзой, лишь с тем и другим, мы позволим тебе глядеть на злобного Короля.

– Звучит слишком сложно, – возразила Аесма. – Давайте вместо этого подеремся.

К великому ужасу святых, это и произошло. Битва длилась полтора дня. И так много раскаленной крови Аесмы разбрызгалось вокруг, что она проплавила три железных цепи, которые удерживали Горнило на месте, и то накренилось. Позже из-за этого Горнило, качнувшись, врежется в стену ямы и треснет, выпустив на поверхность сто пятьдесят самых злых существ в мире, которые натворили столько бед, что потребовалось несколько войн и поддержка не менее двенадцати высших богов битвы, чтобы отловить их.

         Святые были очень могущественны и смогли сразить, по меньшей мере, пять боевых обликов Аесмы, но к концу боя она всех их сбросила в яму, куда они падали семьсот лет, прежде чем ударились о дно и начали свое трудное восхождение обратно. Она выдернула копья из своей плоти, проломила врата Горнила и похромала вглубь его тесных и запутанных коридоров. Там, внутри самой глубокой ямы, она увидела крошечную тюремную клетку с прутьями из раскаленного докрасна железа, что постоянно обжигали своего постояльца. И обитателем этого жестокого узилища был покрытый угольно-чёрной дымящейся кожей Красноглазый Король.

         И воистину, как сразу увидела Аесма, то было существо исключительной злобы. И хотя кожа его почернела от огня и до кровавого мяса растрескалась из-за его темницы, ни один его мускул не дрогнул от этих ужасных пыток. Клубы темных маслянистых испарений поднимались от обугленного тела, и лицо его было лицом жестокого тирана. Но самой заметной его особенностью были глаза, которые горели безумным и голодным красным светом. Когда Аесма увидела эти глаза, то сразу поняла, что это искры ужасного темного пламени, что пожрет целый мир, если дать ему разгореться.

         Они были как прорези, из которых лился свет разрушения, который озарит конец вселенной. Именно по этой причине Аесма мгновенно влюбилась в него.

Аесма и Красноглазый Король

Часть 3

         Это стало серьезной проблемой для Аесмы, ибо прежде она не испытывала любви ни в каком ее проявлении, поэтому сначала ей показалось, что она сильно заболела.

– Прекрати немедленно! – задохнулась она, схватившись за грудь. – Ты используешь какое-то грязное искусство, чтобы взорвать мое сердце!

– Ты что еще за негодное недоразумение? – скривился Красноглазый Король. Голос его был похож на пересыпающийся прах, и поговаривали, что единожды услышав, его уже нельзя было забыть до конца своей жизни. Он мог превратить нормального человека в лепечущее, разбитое ужасом нечто. Аесма же просто влюбилась еще немного.

– Ты! – закричала она, тяжело дыша и покрываясь потом. – Я требую, чтобы ты стал моим мужем!

Красноглазый Король не ответил, и Аесма была ошеломлена. Большинство своих проблем она решала довольно просто – избивая их в кашицу, но ее обычный подход, похоже, был неприменим в данном случае. Она основательно застопорилась.

– Я изобью тебя в кашу! – проговорила она нерешительно.

– Странно угрожать таким человеку в клетке, – хмыкнул на это Красноглазый Король. – Я отказываюсь.

Сердце Аесмы снова подскочило, и, к ее огромному удивлению, ее лицо исказилось в страдальческой гримасе горя, и раскаленные слезы пролились из ее глаз бурными ручьями, прожигая железный пол.

– Да что же ты творишь со мной! – взвыла она в замешательстве.

– Ничего, – недоуменно ответил Красноглазый Король.

Но Аесма его уже не слышала, потому что она бежала, плача и рыдая, из самой глубокой ямы Горнила к его выходу, и слезы ее прожигали дыры в полу на всем ее пути. И как только она выскочила наружу с невидящими дымящимися глазами, она нашарила мельчайшую частичку вещества, которую только могла, и аннигилировала эту частицу во взрыв столь мощный, что языки белого пламени рванули вверх и вниз по штольне и вышвырнули ее прочь из ямы на поверхность, где она схватила луч света и сломила из него дверь, сквозь которую могла бы путешествовать. Когда она проскочила сквозь эту дверь, ее встретил ясный и непоколебимый свет, ведь она вернулась в единственное место, где, по ее мнению, должны были хоть что-нибудь знать о мужьях – Храм Солнечного Диска.

Приземлившись, Аесма взбежала по ступеням храма, истекая раскаленными слезами, и так исступленно забарабанила в двери великого храма, что те слетели с петель. Они пролетели сквозь полуденное собрание, отправив прихожан в полет и полностью уничтожив большой и величественный Алтарь Философии. В любое другое время Аесма нашла бы это забавным, да только слезящиеся глаза и прыгающее сердце до ужаса пугали ее, поэтому, когда сотни мужественных священников храма собрались, чтобы избить ее посохами, то обнаружили, что она сердечно извиняется, чем были невероятно потрясены.

– Что со мной не так? – воскликнула Аесма.

Священники начали торопливое и бурное обсуждение, после которого Иерофант сказал:

– Похоже, тебя мучает разбитое сердце.

– Я думаю, что умру! – пожаловалась Аесма.

– Уверяю тебя – этого не случится, – успокоил ее Иерофант без особого сочувствия в голосе. – Но как ты оказалась в таком положении?

– Я нашла себе мужа, как вы и предлагали, – рассказала Аесма. – Но он не женится на мне!

Громкий многоголосый ропот вознесся над жрецами, и они вступили в жаркие споры. Некоторым из них сразу же захотелось палками выдворить Аесму прочь, независимо от правдивости ее слов. Другие не могли поверить, что столь злобное существо смогло полюбить. Но мнение, которое в конце концов взяло верх, было скорее самообманом и навеяно совершенно ошибочным пониманием ситуации: если Аесма действительно нашла мужа, то станет намного более полезной, имея человека, который бы смирял ее чудовищные и мерзкие привычки. Священники были твердо уверенны в том, что нравственный авторитет хорошего мужа может извлечь светлые женские добродетели даже из самых ничтожных существ, и потому они перестали видеть в Аесме примитивную и гнусную тварь, не заслуживающую искупления, и стали считать ее своим великим достижением и подтверждением собственной праведности. В своих просвещенных умах они принялись воображать влияние и репутацию, что дало бы обуздание и укрощение Аесмы, самой скверной и презираемой из богинь. То была невероятная ошибка.

– Аесма Тен Йондам, – подбоченился Иерофант, – ты действительно хочешь мужа? Ты нашла мужчину, способного противостоять твоим женским чарам? Жрецы этого доброго и святого храма вряд ли могут поверить, что ты и вправду смогла.

– Но я смогла! – возразила Аесма и вытерла глаза от огня. – Что же мне делать?

– Ты должна пообещать подчиниться его высшей воле, – строго начал Иерофант. – Общепринято, что женщина должна делать для своего мужа три вещи: готовить ему пищу, латать его одежду и повиноваться каждому его приказу без вопросов. Взамен он будет тебе защитником, проводником и советчиком и не поднимет на тебя руки в гневе. Иди к своему избраннику и пообещай ему это, и он обязательно возьмет тебя в жены.

Аесма едва сдерживалась, чтобы не избить Иерофанта, потому что она ненавидела заповеди, а еще ненавидела, когда перечисляют по три вещи. Но единственный раз в своей жизни ее отчаянное желание заполучить мужа пересилило ее природный инстинкт – применить насилие непосредственно к своим проблемам. Это было для нее крайне обременительно, но не было равных Аесме среди богов в силе стремления, ибо она была Мастером Желания. Поэтому, когда жрецы увидели, как ее корежит от их заповедей и в страхе вскинули свои шесты, Аесма просто опустилась на колени и довольно неловко склонила голову, потому что была непривычна к подобным вещам.

– Я сделаю, как вы говорите, – сказала она, и дрожащим голосом повторила все, что сказал ей Иерофант.

Жрецы были в восторге.

– Иди же, и приведи сюда своего мужа, – напутствовали они ее. – И мы соединим вас узами священного брака, под сенью великого Солнечного Диска.

Они были крепко убеждены, что была одержана великая победа нравственности, и с огромной гордостью и воодушевлением глядели на Аесму, когда та схватила солнечный луч и отправилась на нем обратно в Горнило Наказаний.