←УШМД 2-3132/424→

Прим и бродячий рыцарь

Прим была дочерью Хансы. Она жила со своим отцом в уединении в их черном доме из железных гвоздей. Там она набивала его трубку и готовила ему пищу, разжигала очаг и мела полы, что были постоянно покрыты пылью двадцати тысяч вселенных. У ее отца было много посетителей, что частенько заскакивали к нему пропустить стаканчик и обычно по-свойски переступали черный порог его высокого чертога. Жаждущие мудрости и старые друзья, простые странники и дерзкие воины, те, кто искал его совета и те, кто искал мести. Выглядела она, как обычная кухарка, да к тому же была бледна и худощава. Кожа на ее пальцах огрубела от тяжелой работы по дому. Но не было лучшей дочери, и была она пригожей девой со светлым и скромным лицом.

Однажды высокий паломник в красном плаще бродячих рыцарей появился на пороге черного дома из железных гвоздей и испросил разрешения войти. Прим была очень сведущей дочерью, и, решив услужить незнакомцу, ввела его в отцовские покои и подала ему напитки и темный хлеб, как было заведено.

– Странник, – обратилась она, – боюсь, вам придётся ждать дольше, чем позволяют приличия. Мой отец отлучился надоумить великих лордов бесконечности и не вернется раньше ночи. Но если вы вернетесь завтра, уверена – отец хорошо вас примет.

Паломник лишь странно усмехнулся на это и откинул свой алый капюшон. Сдавленный вздох вырвался у Прим, ибо мужчина, стоящий перед ней, был необычайно красив. Высокий, золотоволосый, длинноногий и широкоплечий. Добрые глаза его лучились приятным теплом, а прекрасная улыбка сверкала белизной.

– О светлейшая госпожа, – промолвил бродячий рыцарь, – но я пришел не к вашему отцу! Я пришел к вам! В своих странствиях я слышал от многих путников историю о доме вашего почтенного отца и о редкой, лучезарной красавице, обитающей в нем. Сначала я не верил, но рассказы становились все более и более живописными, да такими, что я положил целью своей жизни найти вас и убедиться в вашей красоте самолично. Много испытаний я преодолел, чтобы добраться сюда, и сейчас я вижу, что вы великолепнее, чем можно было вообразить! – рассмеялся он искренне и звонко, и преклонив колени, взял Прим за огрубевшую ладонь, нежно сжал ее и мягко поцеловал.

– О прекраснейшая из прекрасных, – с мольбой проговорил он, – не оставишь ли ты дом своего отца, чтобы пойти со мной?

Прим была глубоко тронута, ибо давно уже мечтала она покинуть дом ее отца и найти свой путь в жизни. И приход прекрасного незнакомца с его невероятным предложением казался ей волнующим и ободряющим. Тем не менее, ее отец предупреждал, чтобы не водилась она с чужаками. И не было дочери лучше. Чувство долга быстро восстало в ее сознании, затмив сладкие мечты о побеге.

Она опустила глаза и издала тихий вздох.

– Увы, прекрасный незнакомец, – ответила она, – твои слова растрогали меня, но я должна мести полы своего отца, делать запасы в кладовых своего отца и готовить пищу своему отцу.

Бродячий рыцарь выглядел озадаченным, но улыбнулся еще шире.

– Сказания о вашей преданности отцу тоже широко известны, – заметил он, – и я готовился к такому развитию событий!

Прим была заинтригована, и сердце ее затрепетало. Она присела и подалась вперед, когда незнакомец достал из своего плаща ослепительно белое перо.

– Узрите же! – воскликнул он. – Перо, выдернутое у Ревущего Руха, межзвездного бича тридцати миров! Услышав о вашей красоте, я преодолел множество трудностей, чтобы собрать отряд, выследить чудовище и схватиться с ним в смертельной битве. О, если бы вы лишь могли ее видеть! Сражение бушевало неделю и один день, и огни его избороздили небосвод от края до края.

Бродячий рыцарь сверкнул белозубой улыбкой, и одним хлестким движением перечеркнул пером железное жилище. И возник звук, как будто рвалось пространство, и бестелесный ветер свистел в старых камнях. И внезапно в доме поднялся ураган, что поднял каждую крупицу пыли и грязи, каждую соринку, что скопились за годы и что пропустила Прим, и вынес их в пустоту за дверями великого дома в мгновение ока. Прим была восхищена, и сердце ее полнилось восторгом.

– Пойдешь ли ты со мной теперь, полетишь ли со мной на Рухе, разделишь ли мои нежные чувства? – вопрошал бродячий рыцарь, самодовольно пряча перо, низко и многозначительно кланяясь.

– О как бы я хотела, – воскликнула Прим жалобно, голосом полным желания и тоски, – но мне нужно вести учет запасов своего отца, ибо не может он тратить на это свои бесценные время и внимание.

Тень раздражения промелькнула на молодом и светлом лице бродячего рыцаря, небрежно фыркнув, он весело рассмеялся.

– Конечно, я знал, что ваш уважаемый отец – человек бережливый, кто-то даже говорит, скупой, – подмигнул он. – Поэтому, я преодолел множество трудностей, чтобы добраться до переплетенных миров и испросить совета у великого изобретателя. И он приказал мне выполнить семью семь дел для него за семь седмиц, что я и сделал, во имя любви к вам и надежды на взаимность. И по безукоризненном завершении всех дел, он наградил меня этим!

Из складок своего плаща бродячий рыцарь извлек блестящий серебряный футлярчик, и, когда он распахнул его, Прим издала еще более громкий возглас, ибо узрела она Безупречный Квантовый Генератор, какого не видывали во всем Колесе. Зажужжав своими серебряными деталями, генератор сковал окружающую действительность и просчитал все верхние, нижние и сопутствующие возможные состояния, вычислив, таким образом, точное количество всего, что находилось внутри черного дома из железных гвоздей, прежде чем Прим успела выдохнуть, моргнуть или даже обдумать десятую часть мысли. С восхищением Прим наклонилась над работающим генератором и увидела, что он сосчитал каждую ее ресничку, и даже те, что были лишь возможными и никогда не существовали.

– Пойдем же со мной, дорогая Прим, и мы увидим чудеса еще более удивительные. Я выстрою тебе намного лучший дом, золотой дом из музыки и стекла, такой, что даже величайшие ремесленники сгорят от зависти! – продолжал умолять бродячий рыцарь. Лицо его было наполнено страстным желанием, и Прим чувствовала теплое сияние любви, исходящее от него. Но все же ее связывали оковы долга перед ее отцом.

– О прекрасный странник, – воскликнула она в ужасной тоске убежать с этим красивым мужчиной, – как бы мне ни хотелось, ужин моего отца сам себя не приготовит, а не поев после путешествия, он, я боюсь, может страшно заболеть!

– Дочь ты своему отцу или рабыня его? – довольно грубо вскричал бродячий рыцарь, но Прим была снисходительна, ибо видела она, как отчаянна его любовь, а отец научил ее никого не осуждать поспешно. И не было лучшей дочери. – Забудь об ужине своего отца! Ведь еще так много миров мне хочется тебе показать! Стань мой женой, позволь нежиться в твоей сияющей красоте вечно!

Прим была в отчаянии.

– О незнакомец, если бы я могла, но нужды моего отца, словно черные цепи, сковали мое сердце! – промолвила она, схватив его за руки. И руки его были крепкими, сильными и теплыми.

– Давай уйдем, – спустя минуту прошептал он вкрадчиво, и голос его подрагивал в нетерпении, – хотя бы через час. Этого времени ведь достаточно, чтобы приготовить ужин твоему отцу. Шагни наружу, позволь показать тебе звезды! Ты не рабыня своему отцу, забудь о нем хоть на мгновенье и раздели это время со мной! – лицо его пылало целеустремленностью, и он затрепетал в ожидании ее ответа, следя за ее тонкими бледными губами.

Прим была напугана, ибо редко ступала она за порог дома ее отца, ведь не было лучшей дочери, но обаяние прекрасного рыцаря и мир, полный цветов и звуков за пределами темного железного дома ее отца, манили слишком сильно.

– Что ж, я выйду! – сказала она в решительном возбуждении, и странник облегченно вздохнул. Надев свою накидку и прихватив свою сумочку, она встретила путешественника возле входа. Но прежде чем переступить порог, она остановилась, вспомнив, что оставила нечто очень дорогое ей.

– Позволь я вернусь за своим кинжалом, – попросила она, удивленная своей беспечностью, – какая же я безрассудная! – ибо отец предостерегал ее от ухода из дома, и железные цепи на сердце все еще жгли ее, ведь не было дочери лучше.

– Не стоит! – отрезал бродячий рыцарь, и расслабившись, широко улыбнулся. – Я защищу тебя, – и он нарочито шагнул за порог железного дома Прим, и его мягкие сапоги, ступая, издавали тихие манящие звуки. Сердце Прим разрывалось от любви, и она бросилась к нему, смеясь, как маленький точеный колокольчик.

Но не успела Прим, дочь Ханса, выйти из дома своего отца, как красивое лицо бродячего рыцаря обезобразилось, и он прыгнул на ее маленькую, хрупкую фигурку, смеясь низким самодовольным голосом. Прим засмеялась в ответ так, как думала, что все это какая-то веселая игра, но тут он сорвал с нее накидку и разодрал, и бросил ее на твердую землю. И в тот же момент девушка поняла, что ее одурачили, и все это время целью незнакомца было овладеть, поработить и изнасиловать ее. Слова ее отца зазвенели в ее голове, и железные цепи на ее сердце оказались спасательным кругом, что она беспечно оттолкнула. И тогда она заплакала, и горячие слезы брызнули из ее глаз.

– Что за простачка! Что за милая, невообразимо прекрасная, пустоголовая девчонка! – ревел, задыхаясь от смеха, безобразноликий рыцарь, раздирая ее одежду, грудь и насилуя ее как животное. – Как только я узнал о тебе, я понял, что мне придётся преодолеть множество трудностей, чтобы заполучить такую красотку для себя одного и вырвать тебя у твоего скупердяя-отца. И теперь ты моя, моя, моя! – подвывал он ликующе, впиваясь пальцами в ее бледную плоть.

Но, однако, забыл рыцарь, что Прим слушала сказания пятидесяти тысяч путешественников, и подносила темный хлеб и напитки большему количеству мужей невероятной мощи, чем рыцарь видел за всю свою жизнь. И познала секреты, о которых шептали у гаснущего очага, и внимательно прислушивалась к наставлениям своего отца о тайных способах уничтожения, ибо не было лучшей дочери.

Мастера, гостившие в доме ее отца, обучили Прим множеству способов сокрушения человеческого тела, и ударила она всего лишь раз Мечеруким Ударом Паттрама. И все жизненные соки исторглись из тела рыцаря в едином всплеске – так ужасны были увечья, что нанесла Прим. И тело его разорвало Вселенским Разделением и разбросало на тридцать частей.

Прим вытерла слезы с глаз и вымыла покрытую кровью одежду. Взяла свою разорванную накидку и починила ее, и стало ей немного лучше. Она зарыла плащ этого рыцаря, собрала его разбросанные останки и спалила их дотла, и стало ей немного лучше. После этого она побаловала себя душистой ванной, и стало ей немного лучше, и ко времени приготовления ужина она полностью успокоилась и ждала прихода своего отца, и не рассказывала ему об этой истории еще какое-то время.

В конце концов, она покинула этот дом, но только после того, как умер ее отец. Ведь не было дочери лучше.