Была ночь когда дом речей ЙИСУНА, был набит до отказа. Боги уткнулись в свои чаши, и время растянулось, как листовое стекло, чтобы его хватило на все собрание. Подсчет перламутровых техносвятых тянулся безрадостно и требовал приложения великих усилий, чтобы не схлопнуться окончательно.

За это время был задан тридцать один вопрос.

И первый был таким: «Какова на вкус смерть?» - спросил Прагма, в чью бороду была вплетена кора скорбяшего древа. Он был унылым малым, которого едва ли можно было бы обнаружить пьющим полутенный нектар, как было модно в то время.

«Как сталь, - громыхнул Огам-ан, привыкший к войне. Но это был плохой ответ. Тут нужно было не имя металла.

«Это сладостный вкус,- сказала Овис, которая выражалась лишь глухим шумом. - Я жажду его. Возведите мне гроб из него».

И они возвели, потому что Овис нравились гробы, особенно те, что были сделаны из стекла, воздуха или риторики. Но очень скоро она выразила недовольство, попросив просверлить в нем отверстия. Когда на нее надавили, она призналась, что ожидает, что смерть очень быстро станет скучной, а ей еще надо доделать кучу дел.

«Я изменяю свой ответ. Не следует его жаждать. У смерти сладкий вкус, потому что она прерывает цикличность, - сказала Овис. - Иначе же ее вкус горче самого горького праха».

«Это хороший ответ», - сказал ЙИСУН».

Предсмертные слова

«Пусть Бог сомкнет веки тех, кто наблюдает за спящими, и никто не нарушит их покой».

- Молитва Инкубу

«Это невозможно вынести! - взвыла Аэсма. - Ваши элегии тоскливы! Ваши святые – лжецы. Ваша молодежь бледна и слаба, а вино ваше на вкус как моча. А стоит здесь только перднуть, как тебе тут же начинают читать морали.

«Прочь, демон! - крикнул Иерофант, размахивая своим посохом власти. Десятки жрецов стояли рядом с ним, облаченные в передники и обвешанные золотыми цепями. Свет добра и праведности обострил их благородные черты и суровые глаза.

«Если бы насилие не было запрещено в этом наисвятейшем храме, мы бы уже палками прогнали тебя прочь, - прогремел верховный жрец. - Мне жаль тебя, ползучая тварь, ибо твое черное сердце иссушено и истощено без руководства власти нравственности!»

«Зато мне хоть не приходится якшаться со старичьем!» - плюнула Аэсма в святую паству. Затем она спустила свою набедренную повязку и показала им задницу, к их великому ужасу. В конце концов, они достали палки, и ее вышвырнули из храма в мгновение ока.

«Найди себе мужа», - сказал раздраженный жрец и захлопнул дверь.

Аэсма подумала, что это совсем не плохая идея. Мужья, по слухам, были лучше собак. Она пустилась в путь.

– Отрывок из «Аэсмы и Красноглазого Короля»