Последнее, что ты помнишь, перед тем, как отключиться – это гамму чувств из стыда, боли и досады. Не справился. Не мужик. Значит, надо быть жестче, думаешь ты и даешь себе зарок никогда больше не плакать. Несмотря на кажущуюся абсурдность задачи, ты ее выполнишь. Ободренный этой мыслью, ты бессильно оседаешь на снег.

Красный - Возродиться,осмотреться, вспомнить задачу. – говорит тебе голос в голове. Ты обнаруживаешь себя в штабе, мимо шестерят красные шестерни, раскладывая карту по столу, издавая бессвязные военные команды а-ля «слева заходи», «не шелести особо»,  «теряем снабжение», «горим, дамы». Ты давно привыкла воспринимать это как шум и не придаешь этому значения. Обнаружив себя в новом теле, ты выполняешь привычные манипуляции – приклеиваешь себе новое, еще не изношенное пылью и осколками лицо. Новое тело тебе в кои-то веки нравится. Непривычно вновь быть похожим на человека. Кто-то из окружающих болванчиков одолжил тебе оболочку. Попытки вспомнить свою задачу прерывает прилетевший в соседнее здание снаряд – тебя оглушает и опрокидывает на стол с картой. Приняв вертикальное положение, ты лицезреешь неутешительную ситуацию – вы потеряли Фонтан. Похоже, там, снаружи, происходит что-то совсем паршивое. Несмотря на то, что ты не держишь в своем штабе зеркала, ты знаешь,что он сейчас смеется. Ты не носишь оружия (да что уж там, от войны в целом тебя тошнит), поэтому твоя единственная сила – воодушевлять этих болванчиков, которые фанатично тебе служат. Ты садишься на край стола и сдавленно рыдаешь в рукав гимнастерки. Скоро вы потеряете штаб, и тебя не останется – что случится тогда? Ты переправишься через Волгу, а для живых там земли нет – быть может, существование там будет милосерднее к тебе? Ты вертишь в руках потрепанную куклу – твоего единственного друга в этом краю. Поскольку она существует лишь в твоем сознании, она переживает раз за разом и неприятельский огонь, и шквал снарядов. Ты назвала ее Анна, и она с тобой почти столько же, сколько ты себя помнишь.

Твои войска повинуются тебе, Матриарх. 

Начал принимать Сонапакс и Мезапам

Забравшись на ближайший бруствер, ты достаешь бинокль, чтобы оценить тактическую обстановку. Оказывается, ты опоздала – что красные, что синие разбегаются как крысы – выяснять отношения вышли Большие. Похоже, вашему общему организму угрожает опасность – иначе бы этой ситуации не возникло. Войска черных и белых вступили в схватку, сметя ваши микроскопические силы. Слева твои глаза начинала резать копошащаяся тьма бесконечных полуразложившихся солдафонов и отвратительных некротических порождений. Чем дольше ты смотришь на них, тем большую тошноту испытываешь, если увлечься, можно потерять сознание.  Силой оторвав взгляд, ты осматриваешь ряды белых – копошащейся, переплетающейся биомассы, чавкающей, оставляющий за собой следы крови и кишок. Очередная битва за организм началась. Где-то далеко позади белых сил, на сияющем троне восседает сама Богиня, направляя свои орды в бой – она не враждебна к вам со Стасом, и просто не замечает ваших сил, хотя от ее боевых биомасс тебя и тянет блевать. Ты даже пыталась с ней говорить, но тщетно – она просто не замечает тебя, а ты не можешь к ней приблизиться достаточно – ее окружает светящийся ореол такой силы, что, кажется, вот-вот выжжет тебе глаза. Докричаться через миллионы хлюпающих кишок до божества – затруднительно. Поэтому ты давно оставила попытки коммуницировать и просто убираешься с ее дороги, пока какого-нибудь бедолагу из твоих бойцов не расплющит реанимированный позвонок.

Твое пробуждение трудно назвать приятным – ноющая боль, грязный снег, лужа вина. Самое неприятное в подобных ситуациях даже не боль – а чувство нарушенности. Кто-то воспользовался твоей слабостью, чтобы удовлетворить свои потребности – в деньгах, в агрессии, в социальной неустроенности – неважно. Важно, что тобой воспользовались. Вспомнив свой зарок не плакать, ты начинаешь собирать себя с земли. Ты не чувствуешь пальцев рук и ног – неизвестно, сколько ты пролежал без шубы на снегу. Кое-как восстановив координацию, ты обнаруживаешь, что помимо очевидных потерь проебал телефон и деньги. Это то, что ты получаешь, за то, что слабак – отчитывает тебя голос в голове. Ты соглашаешься – и шатающейся походкой возвращаешься к походу. Похоже, придется приходить к другу как побитая собака. Ты жалок. Мысль о приходе в гости будит воспоминания – по крайней мере, ты пытаешься на них сосредоточиться, чтобы не зацикливаться на боли. Воспоминания о простых временах – когда вы с мальчишками в десять лет прыгали с гаражей. Эта детская забава, санкционированная обществом, считающим, что мальчикам допустимо подвергать свою жизнь опасности ради игры, кончилась неожиданно грубо и жестоко. Вы бегали по крышам группой детей в пять и, как водится, зарабатывали очки престижа, меряясь удалью и рискованностью акробатических трюков. Ты со всеми общался скорее за компанию – у тебя не было друзей до этого момента, но эти дети брали замкнутого аутиста вроде тебя в свою тусовочку, за что был им благодарен. Прыгать ты боялся, поэтому подвергался насмешкам. В какой-то момент неформальный лидер группы, самый бойкий и здоровый среди вас, как и ты, сын военного, с которым ты тусил больше всего, решил показать тебе, «как надо». Кеды скользнули по холодному металлу, и получилось как не надо – раздался хруст, сдержанный стон, и стало тихо. Ты стоял, парализованный первым в своей жизни зрелищем сломанного человека – он лежал на снегу, не двигаясь, падал легкий снежок, присыпая замершее тело – твой взгляд был прикован к нему, что-то в мозгу кричало тебе, что так люди лежать не должны. Парализованный этой картиной, ты не заметил, что вы остались вдвоем – лучшие друзья, пацаны, братушки моментально испарились. Ты не знал, что делать, и так и стоял, раздались крики каких-то взрослых, прибежали какие-то тетки, стали укрывать лежащего одеялом, приехала скорая – все, что было дальше, ты помнишь, как в тумане. Дальше вы помогали его семье, ваши отцы оказались сослуживцами, вы часто навещали больного, и вы играли вместе. С тех пор у тебя появился настоящий друг.