«Здесь простираются владения властителей имен,

Никакая граница или кордон не окружает их,

Ибо шаг за шагом

Они охватывают необъятное, от начала и конца,

Они шагают сквозь миры, и шаги их окутаны огнем»

 – Надпись на главном доме собраний Совета Демиургов

Комментарий автора:

Спасибо за то, что читаете!

Фул:

ПСАЛМЫ

КНИГА I

———————–

 I. ВЕЛИЧИЕ

-YS ATUN VRAMA PRESH-

-СЕМЬ СЛОГОВ ВЕЛИЧИЯ-

1. Сказали ЙИСУН: да не будет Творения, ибо всякое начало – иллюзия, а я – законченный лжец.

2. Полное тому выражение – циклический суицид Бога есть совершенство материи.

3. Как-то ЙИСУН солгали, заявив, что у них девятьсот девяносто девять тысяч имен. Это правда, но в то же время и откровенная ложь. Истинное имя Бога – «Я».

4. Жизнь – это осуществление насилия. Осуществлять насилие – судьба всего живого.

5. Насилие циклично. Восприятие же не циклично, и ему недостает совершенства – посему наслаждайся несовершенными вещами, ибо не испытываешь недостатка в их редкости!

6. Любовь к себе – истинное проявление Бога по имени «Я».

7. Только идиот неспособен выразить то, в чем он абсолютно уверен, в форме парадокса. Божественный суицид – совершенный парадокс. Человек не в силах существовать без парадоксов – и в этом полное выражение принципа.

II.

ЦАРЬ В БАШНЕ

1. ЙИСУН есть наивысший среди царей. Невозможно, чтобы у ЙИСУН были соперники – сейчас ты это поймешь. ЙИСУН не стремится к величию: ЙИСУН есть двусложное имя семисложного имени самого проявленного величия. Только те, кто смогут обратить путь вспять, сумеют узнать тайное имя ЙИСУН.

2. Кто-то однажды сказал, что у ЙИСУН много имен. Это правда, но каждое из них фальшиво – кроме имени ЙИСУН, что само по себе является парадоксом.

3. ЙИСУН – ничтожнейшее из созданий, о которых можно помыслить, и мельчайшая из ползучих тварей, червь на земле и в недрах земных.

4. ЙИСУН способны помыслить ничто.

5. Изрекать общие истины о ЙИСУН означает не говорить ничего, кроме лжи; по правде сказать, для этого потребуется изучать другие наречия, но все равно остается несомненным, что ЙИСУН – не имеющий равных мастер фундаментального искусства лгать. Лучшая практика во лжи – самообман.

6. ЙИСУН однажды сказали: «Эгоистичные языки бунтуют и отказываются переиначивать содержимое своих умов – и даже будь это не так, подобное неповиновение нашей собственной плоти чинило бы нам много вреда».

7. ЙИСУН – недостижимый и изначальный хозяин всех семи слогов величия. Некогда они изрекли четыре лжи:

I. Ложь о великане и муравье

II. Ложь о железной сливе

III. Ложь о водяном доме

IV. Ложь о тусклом свете

III.

ВЕЛИКИЙ ВРАГ ПО ИМЕНИ «Я»

———————–

I. Ложь о великане и муравье

Однажды ЙИСУН и его ученик Ханса сидели во втором посолонь стеклянном дворце ЙИСУН. Ханса был одним из самых пылких учеников, многократно задававшим ЙИСУН вопросы. В отличие от другой последовательницы ЙИСУН, При Ашмы, он не жаждал в сердце своем владычества над вселенной, предпочитая тому скрупулезное изучение мелочей, а сердце у него было из железных гвоздей. Он не стремился к величию, а потому достигал его без особых усилий.

Вот о чем спрашивал Ханса:

– О Господь, как мне постичь пространство?

– За один век муравей может обойти вокруг великана пять миллионов раз, – отвечали ЙИСУН.

– О Господь, как же мне тогда постичь время?

– Великан, лишь шагнув, разом покроет больше, чем муравей пройдет за неделю, – отвечали ЙИСУН, улыбаясь четвертым способом.

Ханса был раздосадован таким ответом и потер черенок своей длинной изношенной трубки, которую он всегда носил с собой – и которая однажды приведет его к гибели. И поскольку был он велик, то знал об этом, и постоянно держал ее рядом, как напоминание о своей неотвратимой кончине.

– О Господь, а кем тогда должен быть я – великаном или муравьем?

– Обоими, – отвечали ЙИСУН. – Или любым из них, когда сочтешь это уместным. Уничтожь великого врага по имени «Я».

Ханса обдумал это в молчании. Позже он перескажет это изречение своей дочери.

———————–

II. Ложь о железной сливе

Некогда жил владыка по имени УН-Паям, что восседал по правую руку от трона ЙИСУН, царствовал во дворце, построенном из полированного золота и пламени, и воздавал по справедливости во всех делах. Однажды стало известно, что Паям вырастил необычайную сливу – огромную, в алмазной кожице, сверкающей, словно нагрудник, и в пятьдесят раз тверже. Паям жаждал друга по постели с пылким сердцем и превосходно умелым ртом, и провозгласил, что с тем или с той, кто сможет раскусить кожицу сливы, он обещает делить свое ложе на протяжении трех ночей и исполнить все, чего бы тот не пожелал.

В первый же день во дворце Паяма собралось множество богов, и еще больше – на второй день, но к началу третьего дня этого странного состязания немного осталось тех, кто еще не попытал счастья, ибо слива оставалась неприступной и неуязвленной. Многие уходили прочь с зубной болью и кипя от разочарования. Вознесся великий шум недовольства, и вот сами ЙИСУН явились из двадцать третьего посолонь дворца из углерода – там ЙИСУН медитировали на острие тридцатиакрового копья из кристаллизованного времени. Вслед за ЙИСУН пришел и сопровождающий их Ханса.

– Посмотри на этого Паяма! – воскликнули боги. – Он потешается над нами! Он ранит наши сластолюбивые сердца!

ЙИСУН чрезвычайно любили сливы, и, схватив железный плод, смачно и надолго вгрызлись в него, отдавая должное его вкусу ко всеобщему изумлению.

– Но как?! – вскричали собравшиеся.

– Ведь это обычная слива, притом вполне спелая, – ровно сказали ЙИСУН, и впрямь – собравшиеся увидели, что все так и есть. Сливу передавали из рук в руки, и наощупь становилось ясно, что она вполне плотская, мягкая и податливая. Хансу, однако, это не убедило.

– Это по-прежнему железная слива, – сказал он. – Здесь какая-то хитрость, о господин господ.

– Воистину так, – согласились ЙИСУН, и вновь стало ясно собравшимся, что слива тверда и неприступна, словно крепость.

– Но как же так? – спросил Ханса. – Откуда такая изменчивая суть? Сливы и пятьдесят ветров не так уж схожи, как мне кажется.

ЙИСУН ответили:

– Вам сказали об этом, и, пока вы верили, так все и обстояло. Все мы – тайные короли своей собственной башни. Правда состоит в том, что мир выглядит так, как вы предпочтете. На самом деле нет вовсе никакой сливы, как нет и никакого ЙИСУН. На самом деле у сливы нет ни очертаний, ни формы, ни цвета, но именно они нравятся мне в ней. У сливы вовсе нет вкуса, ибо нет в ней плоти и субстанции, но я нахожу ее сладость упоительной. Слива – вещь, которой не существует. Но это моя любимая ягода.

– А трубка – вещь, которая существует, и притом излюбленный мой досуг, – непонимающе заявил Ханса с растущим цинизмом.

– Вот это парадокс! – с улыбкой сказали ЙИСУН. – А теперь я нежно разделю мою любовь с Паямом.

———————–

III. Ложь о водяном доме

Как-то раз ЙИСУН и Ханса шли по королевской дороге, попивая сливовое вино. В тот раз они были в облике дев, ибо тщеславный и пьяный Огам со своего высокого сидения в доме речей поклялся, что сможет дважды семикратно повторить любой подвиг, совершенный кем-либо из его братьев. Ханса, весьма изобретательный и питавший мало любви к брату, чье хриплое пение не раз нарушало его философские фуги, немедля узрел возможность на полмесяца лишить Огама его мужественности, которую тот ценил и которой столь похвалялся, и бросил ему вызов, занимаясь любовью на женский лад, вышивая и подметая камины. На какое-то время после этого весь Красный Город охватило веселье.

 – Дражайший УН-Ханса, – сказала спустя некоторое время ЙИСУН, пока они шагали вдоль фрактального стекла и холодного пламени. – Разве ты не суть воплощение моей любви к себе? И не был разве ты порожден моей фрактальной утробой?

 – Я порожден твоим лбом, ибо такой уж у меня жребий в жизни – бить по нему за то, что он меня исторг, – пошутил Ханса, хотя на самом деле он внимательно слушал.

 – Ведомо ли тебе, что мое имя Й-И-С-У-Н означает истинное имя всевластия? – ровно спросила ЙИСУН.

 – Ведомо, – ответил Ханса, и то было правдой.

Тогда ЙИСУН приняла облик для речений, яркий и чрезвычайно холодный, вдохнула пустоту, а когда она выдохнула, меж ее мягких губ стали исторгаться потоки прекрасной воды, и раздался громкий звук, словно удар колокола, означающий пустоту. Ханса был весьма взволнован этим действом и смотрел, как сверкающая вода скручивается, изгибается вверх и кристаллизируется – и вдруг оказалось, что перед ними воздвигся огромный прекрасный дом, полупрозрачный и заполненный сиянием различных оттенков.

  – Узри мой труд, – с удовольствием сказала ЙИСУН.

 – Поразительная работа, – ответил Ханса, искренне впечатленный. Вслед за ЙИСУН он пошел внутрь. Стены были ясными и гладкими, словно кристалл, и теплыми наощупь. Там была огромная прихожая и полный очаг, много воздуха и света, а сочетание открытости и царившей вокруг бездны делало дом особенно приятным. Ханса отдал бы половину своих владений за такое жилье, ибо сам он жил в темном и тесном склепе из железа и пыли.

 – Посмотри вновь, – сказала ЙИСУН, внимательно глядя на него. Ханса так и поступил и, присмотревшись, увидел, что стены, пол, своды крыши, драпировки на стенах и даже алтарь с цветами, стоявший в прихожей, были сделаны из воды – ясной, спокойной и твердой, словно безупречное полированное стекло.

 – Вода, господь? – вопросил Ханса, чувствуя, что это не просто так.

 – В чем смысл этой аллегории? – игриво спросила ЙИСУН.

Пока Ханса думал, они устроились отдохнуть в гостиной огромного водяного дома, сквозь прозрачные стены созерцая просторы великой бездны, пустое небо над которой было совершенно в своем несуществовании. Дом плавно гудел, словно колокол, и Ханса испытывал удовольствие, сидя там в теле женщины и размышляя.

И наконец он изрек:

 – Этот дом – жизнь человека.

 – Почему же? – спросила ЙИСУН, как то было заведено.

 – Потому что, хотя он прекрасен и полон многих чудесных вещей, это, в конце концов, просто вода. Не стоит полагаться на его существование – это лишь вода, которая притворяется домом. На самом деле, здесь вовсе нет настоящего дома, точно так же, как не существует Хансы, или не существует слив.

 – Хороший ответ, – сказала ЙИСУН, слегка пошевелив длинными белыми пальцами, и улыбнулась.

 – Этот ответ приводит в ярость, – сказал Ханса, наморщив лоб своего временного тела. Его настроение стремительно портилось. – Как это часто бывает, когда общаешься с тобой. Как может кто-то позволить себе наслаждаться подобными чудесами? Этот дом сверкает и сияет, словно прекрасная драгоценность, но блеск его – совершеннейшая фальшивка.

 – Смерть – мой дар вам, – сказала в ответ ЙИСУН.

 – Какой смысл, – горько сказал Ханса, – в таком прекрасном доме, если это лишь ложь? Какой смысл в Хансе, если Ханса лишь ложь?

 – Я отличный лжец, – сказала в ответ ЙИСУН.

Ханса помолчал немного.

 –  Это красивый дом, – признал он некоторое время спустя. – Это красивая ложь.

 – Наше самосознание – вот прекраснейшая ложь из существующих. Я же – самый изощренный и искусный лжец. Проявления лжи – противники застоя и мой собственный путь к спасению. Как бы мы могли оценить сияющую красоту моего дома обманов, – рекла ЙИСУН, изгибая спину, – если бы всегда существовал подобный дом? Как бы мы могли оценить существование Хансы, если бы Ханса был вечен?

Они помолчали еще.

 – По правде сказать, мы бы здорово заскучали,– изрек наконец Ханса.

 – По правде сказать, да, – согласилась ЙИСУН.

———————–

IV. Ложь о лучике света

Ханса был крепок умом и горд душою, и лишь однажды задал он ЙИСУН тщеславный вопрос, когда стал очень стар, кости его покрылись пылью и согнулись под тяжестью возраста. И вопрос был о его собственной смерти.

– Господь, – спросил Ханса, позволив распуститься сомнениям, – что такое завершение?

И говорили позже, что он жалел о своем вопросе, но никто не мог подтвердить этого утверждения.

– Завершение – это тускнеющий лучик света в огромной пещере, – ответили ЙИСУН откровенно, как подобало.

– А когда свет угаснет, что случится с пещерой?

– И она и вселенная перестанут существовать, ибо как мы можем узреть что-нибудь без света, хоть и самого малого? – проговорили ЙИСУН. Ханса был несколько обескуражен, но внял уроку, как подобало.

– Тьма – это естественное состояние пещер, – сказал он раздосадовано, – если бы я был пещерой, я был бы рад избавится от надоедливого присутствия света и все равно существовал бы!

– Ханса наблюдателен, – подметили ЙИСУН.

Долгожданная обложка