«Когда Кассардис начал приближаться к своим искалеченным и изуродованным женам, те изо всех сил пытались ухватиться за оружие, зажимая свои кровавые раны. Ибо вид Кассардиса был ужасающ: истощенный, одетый в рванье, с ужасным блеском в глазах. Им следовало бы догадаться, что судьба, выбранная для них Кассардисом, намного хуже, чем они могли даже предположить, но они были глупы и недальновидны, и в конце концов решили сражаться.
Кассардис взял навершие своего клинка и со всей силы ударил каждую из жен по голове, лишив их сознания. Понадобилось четыре удара большой эмалированной рукояткой меча, чтобы опрокинуть Литтари, но в конечном итоге потеря нескольких литров крови остановила ее попытки сопротивления.
С превеликой свирепостью Кассардис разогнал слуг Ипрески и, оторвав от одежды лоскуты ткани, как мог, перевязал кровоточащие раны своих жен. Он знал, что, какими бы ужасными ни казались увечья, женщины, скорее всего, выживут, ведь они были рождены в семьях, поколениями культивировавших густоту крови, толщину черепов и другие ценные качества, призванные возвысить их над другими претендентками в жены.
Изнуренный серебряный принц, наконец, дотащился до дороги, где и принялся ждать телегу торговца, чтобы добраться до захудалого городишки и найти аптекаря. Там он обменял оставшиеся вещи старого мечника, оставив лишь клинок и сапоги старика, которые и надел.
Наконец, Кассардис разбил лагерь в том ущелье и в течение следующих нескольких дней ухаживал за своими женами с невероятной заботой. Он зашил их раны, омыл засохшую кровь и давал им воду, когда они нуждались в том. И хотя он старался изо всех сил, Литтари наверняка больше никогда не сможет разговаривать, Ипрески наверняка больше никогда не будет ходить, а нос Вастоки давно исчез в пруду.
На третий день Вастоки, самая молодая и расчетливая, наконец смогла говорить, и была тому очень удивлена.
– Глупец! – прохрипела она. – Ты что, пытаешься заслужить мое расположение? Когда я поправлюсь, то подчиню тебя, муж, и верну тебя обратно в наше великое царство к нашему законному трону. Это ничего не изменит!
– Конечно, – ответил Кассардис, – насилие неизбежно. Премудрая Лягушка была права.
И для Вастоки что-то изменилось в Кассардисе. Он казался более расслабленным, но в то же время и более напряженным, словно гибкая сталь. Великая истина обосновалась в его теле, наблюдать за его спокойствием было по-настоящему ужасно.
– Я пришел, чтобы найти землю Самуры, где царит вечный мир, – сказал Кассардис, – но вместо этого я обнаружил, что должен нести Самуру с собой.
Он схватил рукоять своего меча и поднялся, и Вастоки наконец поняла, как высок он был.
– Ни одна из вас не согласится уступить меня, и ни одна из вас не сможет превзойти других, – произнес Кассардис, – вы уже слишком отравлены насилием. Я убегу от вас, а вы отыщете меня, вновь и вновь, снова и снова вы будете уничтожать себя, пытаясь завладеть мной. А я снова и снова буду заботиться о ваших ранах и уходить, зная, что никогда не смогу сбежать по-настоящему.
– Вновь и вновь вы продолжите разрушать себя, пока не станете просто обрубками плоти, увечными мясными останками. И настанет день, когда станете настолько искалеченными, что даже я смогу превзойти вас в бою, и вы покоритесь моему миру.
Поначалу Вастоки не верила Кассардису, ведь была глупа, но все равно решила поддразнить его.
– И что потом? – ухмыльнулась она. – Твое королевство, серебряный мой принц, будет всегда ждать тебя. Оно стоит ста тысяч голов скота и полумиллиона овец. Они вышлют еще больше жен. Хоть десять тысяч!
– И о них я тоже стану заботиться, – просто сказал Кассардис.
Тогда-то Вастоки и осознала истинность слов Кассардиса, но ничего не могла с этим поделать, поскольку насилие было неизбежно. Она знала, что не сможет отвернуться от своей судьбы, потому что тщетная надежда на то, что она все равно победит, обуяла ее без всякой на то причины.
– Ты никогда не познаешь покоя, – выплюнула она, и ее отсеченный нос вновь закровоточил. – Ты будешь бежать целую вечность!
– Такова цена мира, – пожал плечами Кассардис, – даже если мне придется заботиться о десяти тысячах изувеченных жен.
Затем он подтянул повязки своих жен, утихомирил брыкающуюся Вастоки и оставил им достаточно припасов.
И хотя его жены плевались и проклинали его, они едва ли могли помешать ему уйти, лицо его выражало спокойствие и непоколебимость, когда он промолвил последние слова:
– Увидимся в Самуре».
– Сказания о Серебряном Принце
