Мираж – Предисловие
От: Талия Гордон (t.gordon@aoa.min)
Кому: f.okane@acommand.min, s.kubek@acommand.min, g.reinhardt@acommand.min, d.truong@oculus.min, jordanoffer@civmail.min +208 получателей
Если вы один из тех немногих адресатов этого письма, кто узнал моё имя, то вы можете догадаться о том, что содержит этот файл. Вы, наверное, уже нервно ёрзаете в своих мягких креслах. И правильно. Не вставайте. Я знаю, что ваша рука уже тянется к коммуникатору. Вы думаете, что знаете, кому нужно позвонить, чтобы всё это исчезло. Но не волнуйтесь. Это не исчезнет. Нет такого человека, звонок которому позволит вам прикрыть столь отвратительные дела. Конечно, вы можете присыпать кости и оплавленный металл пустынным песком там, где когда-то стоял Терекат и стереть его со всех ваших карт. Можете заставить свидетелей молчать и переписать их показания в безобидные письмеца, которые можно спокойно разложить на рабочем столе. Вы можете попытаться скрыть гниль. Но с гнилью всегда есть проблема – она разрастается.
Если же вы из большинства получателей, никогда не слышавших о кадете первого класса Талии Гордон, то позвольте мне разъяснить. Прошу прощения за праведный гнев в предыдущем абзаце. Если вы не понимаете, о чем речь, то это адресовано не вам. Да, дорогой мой читатель, большинство из вас и понятия не имеют о том, что происходит за тройной линией обороны вашего бункера на горе Олимп. Я не виню вас в этом, но я пытаюсь хоть немного осветить ваше уютное тёмное царство неведения. Где этот Теракет и какое мне до него дело? Чьи кости? Какая гниль
Я могу пролить свет на все эти вещи, но сначала, думаю, вы хотите знать о том, в чьих руках фонарь. В моей первой жизни я была голодающей девочкой среди руин, некогда бывших Великобританией. Это не имеет особого отношения к событиям 18 мая 2095 года, но это имеет прямое отношение ко мне. И будучи линзой, через которую вы вскоре увидите голую правду, я считаю, что необходимо показать вам, что я за человек. Что я не являюсь чей-то ложью. Может быть я инженер Главка по имени Джон с избытком свободного времени и любовью к дурным шуткам. Но нет, это не так, и те, на ком лежит вина за произошедшее это уже знают
Я родилась на руинах старого мира, где мой отец выращивал гниющую пшеницу, а мать опекала меня в заднем углу фургона. Вместе мы выживали несколько лет – и я не могу сказать, сколько именно. Я даже не знала своего возраста до первого медосмотра в Минерве (мне сказали, что мне одиннадцать, но я была уверена, что должна быть старше). Но я забегаю вперёд. Я никому не рассказывала о своей первой жизни, так что простите, если я говорю немного нескладно. Думаю, я буду чувствовать себя лучше, если соберу все эти болезненные кусочки моей жизни воедино и сброшу их в почтовые сервера Минервы.
В один день, и я могу лишь догадываться о причинах, мой отец взял свою прополочную лопату и принялся бить мать по голове, пока та не перестала шевелиться. Я смотрела, не зная, что делать. Наверное, он решил помочь человечеству в деле скорейшего вымирания. Впрочем, когда он повернулся ко мне, то убивать меня не стал. Он сам выглядел потрясенным. Я всё ещё была парализована и не могла говорить, всего лишь наблюдатель, глядящий на то, как рушится моя жизнь. Вместо того, чтобы убить меня, он решил позаботиться о том, чтобы у меня не было шансов на продолжение рода. Он вонзил в меня свою лопатку. Очень неаккуратная «операция», было столько крови. Думаю, он остановился из страха убить меня. Он отпустил меня и просто сел, безмолвно глядя мне в глаза. А потом вогнал сломанный конец лопатки себе под кожу и вскрыл артерии.
Странно, что пока я пишу всё это, ком не подкатывает к горлу и не жмёт сердце.
Тогда я стала роботом из плоти, двигаясь без мыслей, следуя врождённой программе выживания. Я взяла «лечебную бутылку» моего отца – теперь я понимаю, что это была водка или самогон – и промыла рану её содержимым. Мой первый отец всегда промывал им наши порезы и царапины. Если бы мой работающий на автомате мозг не вспомнил об этом, то там бы моя жизнь и закончилась. Вместо этого я пересиливала боль, несмотря на то, что она вгрызалась в мои внутренности и вырывала нервы с корнями. Я кричала как животное, но в конце концов выжила. Взяв припасы, какие смогла унести с собой, я скиталась по островам в одиночестве, пока не наткнулась на Бурнвудскую Библиотеку, где началась моя вторая жизнь. Библиотека почти не пострадала от Войны, и старик по имени Джулиас Гордон основал в ней убежище. Он принял меня и научил читать. Он так любил свои книги, эти окна в иные, более счастливые миры, что он, кажется, почти не думал о других жителях убежища. Он просто был рад тому, что ему есть, с кем поговорить и пользовался безопасностью, исходящей от скопления людей. Впрочем, он был первым человеком, любившим хоть что-то, и глядя на него мне начало казаться, что и я смогу любить. Я снова стала человеком. Я могла забыть обжигающую боль, вид крови и мысль о том, что важная часть меня умерла. Я даже могла забыть своего первого отца и принять второго. Те годы в библиотеке Гордона – сокровище среди моих воспоминаний. Это единственное время в моей жизни, когда я чувствовала себя счастливой.
Впрочем, оно подошло к концу достаточно быстро. Мой второй отец только начал учить меня писать, когда исследовательская экспедиция Минервы обнаружила библиотеку. В группе был дипломат Окулюса, секретарь третьего ранга Герман Брандт – подлый и амбициозный кусок дерьма, он попытался убедить моего второго отца расстаться с его книгами в обмен на пустые обещания. Можете представить, как он воспринял такие события: он сжег библиотеку – вместе с секретарём Брандтом и собой в ней. Думаю, он решил, что его драгоценным книгам будет лучше смешаться с его собственным пеплом, чем собирать пыль в музее Минервы. Я больше не виню его за то, что он отнял у меня это счастье, но чувство потери никуда не пропало. Я бы убила себя тогда, если бы не офицер безопасности экспедиции, сержант Карим Хассан. Мой третий отец.
Он понял, что со мной происходит и забрал меня с собой, в Минерву. По прибытии я должна была провести неделю в госпитале из-за недоедания и незначительных инфекций, но потом врачи обнаружили рану, нанесённую мне первым отцом. Неделя растянулась на месяц, за который мне сделали несколько операций, удаляя рубцовую ткань и восстанавливая повреждённые каналы. Мне сказали, что удалось восстановить большую часть поврежденных органов, но я не чувствовала себя восстановленной. Весьма механическое слово, не находите? Восстановлена. Функциональна. Работоспособна. Я снова работоспособна – будь я всё ещё роботом из плоти, думающим лишь о выживании, этого, наверное, было бы достаточно. Но теперь я человек, со всеми страхами и стремлениями, присущими этому. И для меня ничего не изменилось.
После того, как меня выписали, мой третий отец отправил меня в Центр начального образования, где я жила и училась пять лет прежде, чем меня перевели в младшую академию. Учителя были удивлены моим умением читать и писать, учитывая моё происхождение, но мне нужно было многое наверстать. Это не было проблемой – у меня было достаточно свободного времени, которое я могла посвятить учебе. Я не общалась со сверстниками – другие девочки с их целыми, здоровыми телами вызывали зависть, а от недостижимых улыбок парней становилось ещё более одиноко. Единственный человек, чье общество мне было в радость – мой третий отец. Он проводил со мной все больше времени - провал экспедиции в 2089 году положил конец его военной карьере, и, постепенно, он лишался званий и привилегий одно за другим. Он научил меня, как жить в Минерве, показал, что такое музыка и кино и мы нередко проводили каникулы в городах за стенами бункера. Из трёх людей, которых я считала отцами, он был самым заботливым. Прошлое, однако, оставило свой след. Я не могла ответить на его любовь полной взаимностью – впрочем, я старалась делать вид чтобы не огорчать его.
Мой третий отец умер от аневризма аорты за день до моего выпуска из младшей академии. Это было излечимо, но врачи не обнаружили болезнь вовремя. Он сам, впрочем, должен был знать – он написал завещание утром дня своей смерти. Вместо того, чтобы отправиться за врачебной помощью он решил, что от его пожиток мне будет больше пользы, чем от отца. К тому времени потери были мне знакомы. Я оставила это позади и прошла экзамены. По словам экзаменаторов, я могла выбрать Главк или Эгиду для своего дальнейшего обучения. Учитывая мой антисоциальный характер, Окулюс для меня был закрыт. Не то, что бы я в любом случае пошла туда – разве что ради того, чтобы сжечь их академию также, как Герман Брандт сжег нашу библиотеку. Экзаменаторы предрекали мне карьеру в Главке, говоря, что я смогла бы стать Главным архивариусом лет за пятнадцать. Естественно, я выбрала Эгиду.
Мне хотелось иметь оружие – и применить его по назначению. Хотелось чувствовать себя сильной, иметь какую-то власть первый раз за всю мою жизнь. Исходя из моих достижений в учебе и низких физических показателей, меня немедленно отправили в Офицерскую академию Эгиды,на направление военной разведки. За три года обучения там я узнала многое, в том числе ценностях и правилах, которым следовала Эгида. В академии к моральному кодексу был крайне серьёзный подход – почти такой же серьёзный, как к изучению тактики противодействия мятежам или урокам командования. Я думала, что сделала верный выбор. Конечно, на счастье это не тянуло, но я была рада тому, что сумела убежать от гнили старого мира. Мне было больше нечего терять, и скоро я буду иметь власть в последнем незапятнанном месте на Земле.
Тогда я ещё не догадывалась, что гниль повсюду. Этот мир – как переспелая тыква, гнившая от людских грехов век за веком, пока Война не расколола её пополам, раскрыв черную плесень и зловонную белую жижу внутри. Минерва же – ошметок кожуры, прикрывающий прогнившую сердцевину. Я пишу всё это для того, чтобы сорвать эту кожицу и открыть миру распространявшуюся под ней заразу. Не беспокойся, дорогой читатель, я понимаю, как глубоко пустила корни эта болезнь. Я знаю, что уже сейчас, пока вы читаете эти строки, пропагандистская машина Минервы набирает обороты, и вскоре она начнёт перемалывать все следы правды, покуда от неё не останется и пыли. Окулюс примется за работу, и уже завтра, проснувшись, вы обнаружите, что в вашей личной сети этого письма больше нет. Всё же, я должна была его отправить. Как минимум, так будет легче мне самой. Раньше я избегала облекать мысли в текст, опасаясь потеряться в словах, как это случилось с моим вторым отцом. Я держала всё это внутри так долго, что я боюсь, гниль сожрёт меня изнутри, если я не выплесну её наружу. Терекат был последней каплей, я не могу больше выносить этого. И потому, слово за словом, камень за камнем, я построила этот монумент гнили. Теперь можете взять свой коммуникатор. Но, пожалуйста, уделите время тому, чтобы прочесть мой рассказ прежде, чем удалить его. Этот монумент посвящен нам всем.
Ах, да, не тратьте силы на мои поиски. Это большой и пустой мир, в котором всегда есть, где скрыться.
Искренне ваша,
Талия Гордон.
Открыть приложенный файл.
Мне удалось обнаружить это письмо с помощью глубокого сканирования старых жестких дисков, лежавших в очереди на переработку. К моему счастью, кто-то был достаточно глуп чтобы думать, что просто удалить файл достаточно, чтобы он исчез навсегда. Возникает вопрос, что же делать с этим письмом и содержащимся в нем рассказом? Я проанализирую каждую главу, и приму решение, когда закончу с ними всеми.
