«Представьте, что вы стоите возле трамвайных путей. Вдалеке вы видите сбежавшую тележку, несущуюся по рельсам к четырём рабочим, которые не слышат, как она приближается. Даже если они заметят это, они не смогут вовремя уйти с дороги. Когда это бедствие вырисовывается, вы смотрите вниз и видите рычаг, соединенный с гусеницами. Вы понимаете, что, если вы нажмете на рычаг, трамвай будет отклонен на второй ряд, где находятся ничего не подозревающие рабочие. Тем не менее на этом пути находится один одинокий рабочий, не замечающий своих коллег. Итак, вы бы потянули за рычаг, ведущий к одной смерти, но спасли четверых?»

Я еду в Штаб, трясясь на бездорожье и поправляя фуражку. Свой выбор я ужесделал. Да, я мог бы пройти мимо – оставляя искорёженных, напуганных людей захлёбываться токсином. Вырастайка злобно передёргивает затвор автомата, горя праведным гневом – уцелевшие синие по всему городу отлавливают выживших красных диверсантов и вздёргивают их на фонарных столбах. Дезорганизованные, озлобленные смертью товарищей, они бы хаотично атаковали красные позиции, умирая. Если бы они были просто бездушными ботами, я бы прошел мимо, верный своим принципам. Но теперь они люди. Им нужна фигура, вокруг которой они могут объединиться. Кто-то должен их собрать воедино. Кто-то должен раздать приказы медикам, организовать госпитали, дать умирающим надежду. Я просто временщик. Я должен отвлечь их от мести. Я должен перегруппировать их, чтобы синие силы зализали раны и укрепились.

- Мы их похороним, правда, сеньор Полководец? – спрашивает он меня, хрустя зубами от злости.

Собравшиеся у Башни требуют меня на трибуну. Спящий Король всё не просыпается, а неутолимое желание убивать наполняет их сердца. Я раздаю приказания. Нам удаётся собрать большую часть уцелевших. Вы же тоже совершали военные преступления. Но вы выполняли приказы. И в итоге пострадали больше. Это вас оправдывает? Наверное, война так и работает. Я латаю тонущий корабль как могу. Отряжаю фиолетовых быть офицерами, поскольку они разумнее. Создаю новых синих, чтобы тащить раненых и удерживать позиции. Забавно, что я снова воюю против Саши. Всё как в старые добрые. Мои вялые попытки убедить собравшихся не превозносить меня тонут в общем гуле одобрения. Для них я спаситель. Наверное, культ так и работает.

Толкать речи с трибуны – занятие привычное. Я не могу сказать им «бросайте оружие, вы воюете сами с собой». Они полны гнева. Они жаждут отмщения за товарищей, умерших у них на руках. Я должен быть очень осторожен, направляя их ненависть. Я говорю, что мы сильно пострадали, и будет неразумным идти в атаку. Я убеждаю их, что нам нужно восстановится и окопаться прежде, чем мы сможем убивать красных. Что толку, – говорю я, – напасть сейчас и полечь костьми? Мы сможем нанести больше урона, когда воспрянем. Надеюсь, она знала, что делает. Я не могу сдерживать их слишком долго.

Ко мне приводят пленных красных. Побитые девушки затравленно озираются. Я замечаю, что некоторые из них так же обрели фиолетовый отлив, а значит, удары прикладом в лицо они могут чувствовать. Я приказал брать красных в плен, а не убивать на месте. И тащить ко мне, чтобы я мог их допросить. И что мне делать с ними теперь? Мы соорудили импровизированные бараки для пленных, и теперь они копятся там.

Я снова надела ящик на башку. Надеюсь, никто теперь не увидит моих глаз. По крайней мере до следующего круга. Мага никто с тех пор не видел – да и было бы странно, если бы ублюдок остался на чай. Моя корона стала тяжелой и черной.  С меня слезает краска. Облупливается, крупными сухими кусками отваливаясь от короны. Запятнала руки. Сквозь мутный монитор я вижу горящую сигарету. Я отослала всех подчинённых вон. Мне донесли, что от магического оружия они становятся живыми или умирают. До такого я еще не доходила. На что я готова пойти, чтобы её спасти? Есть ли хоть что-то, что заставит меня остановится? Обычные шестерни не разумнее котят. Но пытать живых людей… Раз уж я сделала эту глупость – пусть это её закалит. Если она будет ненавидеть меня больше всех – это канализирует её ненависть, сделает её сильнее. В этом, видимо и состоит выход? С самого начала вместо того, чтобы пытаться ей помочь, я должна была быть её злейшим врагом? Я вспоминаю как она плачет у меня на груди. Нам казалось, что мы всего сможем достичь вместе. Что мы вдвоем – против всего мира. Реальность оказалась грязнее и прямолинейнее. Я верчу в руках ржавый наган. Действительно, Стас на моем фоне – просто котёнок. Сам ничего не решал, слепо следовал приказам карающих родителей. Черный человек тоже не зло – он функция, лишенная своей воли. Как и Богиня. Обижаться на них – всё равно, что на солнце, или гравитацию. Так кто же злодей в этой истории? Кто по своей воле, ради своих интересов принес страдания миллионам? Я не могу спустить курок. Это должна сделать Анна, пылающая праведным гневом. Так и не узнав, кто я и чего хотела. Я вспоминаю, как она плакала на моих руках, умоляя закончить это. Я поклялась, что найду способ оставить её в живых. Теперь я знаю цену этого. Я должна стать злом – хуже, чем всё, что было до этого. Для неё я останусь всего лишь чудовищем с ящиком вместо головы, от которого она избавит это сознание и выйдет из этой битвы героем. Мне нужно лишь поддаться.