Мои размышления прерывает сдержанный кашель за спиной. Я подскакиваю от неожиданности, едва не уронив фуражку.

- У меня есть к вам предложение, Госпожа, – говорит он, отвешивая поклон.

- Ёбаный в рот, хватит подкрадываться ко мне… Почему ты не фронте? У тебя хватает наглости ослушаться моего прямого приказа, червь?

Маг еще раз кланяется.

- Госпожа, у меня есть предложение, от которого вам будет сложно отказаться. Я уважаю вашу решительность, но мы оба понимаем, что в долгосрочной перспективе вас сомнут. Вам нужен ассиметричный ответ – и я могу вам его предоставить.

Есть встречи за закрытыми дверьми, о которых потом не говорят. Я еще не знала, что это она. Я смотрю в его вытаращенные немигающие глаза и вспоминаю лицо моей подруги, пожираемое его колючей проволокой. Я оставляю этот кусок дерьма в живых исключительно, чтобы он напоминал мне о ней. Можно ли вообще сказать, что он «в живых»? Шуруп, вворачиваемый Государством при социализации в головы людям, чтобы следить за ними – разве мы можем считать тебя одушевленным? Ты принимаешь антропоморфную форму, чтобы нас не так сильно тошнило от твоего вида – но разве ты обладаешь разумом в нашем понимании? Есть ли у тебя цели? Мотивы? Сейчас ты подкатываешь ко мне с предложением – ты хорошо знаешь, что я в отчаянии, и у меня нет выбора. Если я проиграю и уйду на новый круг – это значит, что Анне придётся начинать сначала и снова проходить через всё это. Не лучше ли действительно рискнуть? Я кусаю губы в нерешительности. В конце концов, что мне терять?

- Касательно вашего вопроса – нет, я не живой в вашем,человеческом, понимании слова.

По его «лицу» невозможно понять его эмоции – белая челюсть черепа бессмысленно скалится в пространство.

- Вылези из моей головы, – цежу я сквозь зубы. Разумеется, он может читать мои мысли. Я его, к сожалению, нет, потому что он не думает.

- Прошу прощения. Я – всего лишь абстракция, ярлык в вашей голове. Но у меня есть семья. И друзья. Если это понятие вообще к нам применимо.

Он протягивает мне пожухлую фотокарточку. Это фотография с чьих-то похорон.

- Она очень старая. Мы давно не собирались. Чем более сложные структуры вы, люди, создаёте, тем нас больше. «Армия». «Церковь». «Медицина». «Право». Где еще нам, институтам, существовать, как не у вас в головах, правильно?

Я разглядываю эту мутную фотографию. Как вообще могут абстракции фотографироваться? И, что беспокоит меня еще больше – кто фотограф?

- А кого хороните? – спрашиваю я

- Личность, – он пожимает плечами, – не выдержал, бедняга. Но это ничего, в будущем вы со своими заморочками будете уже не нужны. Вы же не думаете, Госпожа, что мне доставляет удовольствие здесь торчать?

Я пожимаю плечами. Забавно, у нас есть что-то общее.

- Зачем ты мне это показываешь? Думаешь, я от этого буду тебе больше доверять?

- Мой опыт показывает, что да. Чем больше внимания и времени вы, люди, инвестируете в Другого, тем ближе он вам кажется, и тем больше внимания и доверия вы склонны ему оказывать.

Не поспоришь.

- Допустим. И в чем твое предложение?

- Дело в том, что помимо традиционных вооружений есть и более… Изощренные способы ведения войны. Поскольку наш с вами носитель – человек постиндустриального общества, у него есть интересные концепты в голове, которые могут нам пригодиться. Например, оружие массового поражения.

Он откашливается (хотя у него нет лёгких) и делает пасс руками. Из портала вываливается взъерошенный мужик лет 50ти с пропитым красными лицом и ошарашенно оглядывается.

- А? Что? Где я?

Маг стучит жезлом ему по голове,

- Будешь говорить, когда я тебе разрешу, собака. Итак, Госпожа, позвольте мне изложить мой план.  Мы с вами ограниченны теми средствами, которые может представить наш… Гхм. Носитель. У средневекового крестьянина нет представления об автомобилях – а значит, кататься на них мы не сможем. Однако, нам повезло – в этом временном промежутке ваша жалкая цивилизация открыла хотя бы паровой двигатель.

- Акхем.

- Прошу прощения. Хочу вам представить Павла Тибайкина – человека, уничтожившего целый город - командира 509го авиационного полка, лидера звена бомбардировщиков ТБ3, сбросивших фарфоровые бомбы на Шеньян в 1941 году. Массовое применение биологического оружия, последовавшее за этим событием, сильно впечатлило юного Станислава в свое время, а значит, мы можем зацепиться за его представление о разрушительности этого оружия и использовать его в своих нуждах.

Маг тыкает пилота в спину посохом.

- Ай! Оставьте меня, пожалуйста. Разве я мало страдал? Я просто выполнял приказ…

Следует еще один удар посохом.

- Эти события будут одной из причин межнациональной вражды между евразийцами и китайцами, которая будет выражаться в регулярных бунтах китайского населения, вплоть до рождественского восстания. Всё это вызывает у нашего носителя сильные эмоции – вину, возмущение, тяжелые воспоминания… Отличная возможность! Ведь чем больший эмоциональный отклик вызывает событие у хозяина, тем разрушительнее будет эффект!

Какая странная ветка. Я мало знаю об истории этого мира. Вид этого потасканного жизнью мужичка вызывает у меня смесь жалости и отвращения. Пытаясь увернуться от посоха Мага, тот падает передо мной на колени.

- Пожалуйста, уберите его! С тех пор как я помер, эта скотина держит меня в плену, меня реабилитировали, я решения не принимал.

- Довольно, – вся эта возня мне не нужна, – зачем нам этот мужик?

- Хозяин про него читал, а значит, если он… Нажмет на кнопку, эффект будет сильнее. К тому же, разве это не символично?

- Делай, что должно, – я киваю, – что нужно от меня?

Я дочитал свою книжку. Это было самое тяжелое чтиво в моей жизни – но я справился. Я дожёвываю свои 7 таблеток в день, сегодня вечером у меня психолог – и меня потряхивает, честно говоря. Я так долго мечтал вылечиться – и теперь я, как никогда, близок к этому. Что будет, если я вылечусь? Я болею так давно, что не представляю себе жизни без этого. Моя личность и взгляды на мир формировались во время болезни – что я буду делать, если отнять её у меня? Буду ли я тем же человеком? С годами всё труднее становилось проводить границу между моей личностью и болезнью. Она давно стала частью меня – как супруга, с которой ты десятилетием живёшь в токсичных отношениях. Вы ругаетесь, бьёте посуду, раните друг друга, но ты всегда можешь рассчитывать, что, когда придёшь из гаража с мужиками пьяным домой, тебя огреют сковородой и обругают матом. Это вредно, конечно – но наш мозг любит постоянство. Так ему комфортнее в этом буйстве хаоса вокруг.

Дописав эти строки, я встаю с табуретки и иду в зал. Я застаю Александру за важными переговорами. Услышав меня, она вздрагивает и торопливо сгребает со стола кучу карт. Я прервал что-то важное?

Я усаживаюсь в кресло, достаю сигареты и кладу ноги на стол.

- Я помешал?

Краем глаза я замечаю Мага, путающегося в робу и стремительно уносящегося вглубь Церкви, пиная на ходу какого-то мужика. Как всегда, весь движ без меня.

Непривычно мешкая, она протягивает мне бомбу. Под стеклянной оболочкой копошатся бесчисленные тускло-розовые мелкие твари, раскидывая в разные стороны жгутики.

- Что это?

— Это бомба, – констатирует она очевидное, – с помощью неё мы победим в этой войне.

- Я смотрю, времени зря не теряешь. Тебе не кажется, что ты заигралась?

— Это не игра, – выпаливает она раздраженно и отбирает у меня бомбу, – дай сюда. Мало того, что не помогаешь, еще и обесцениваешь всё, до чего дотянешься.

- Воу-воу, – я «сдаюсь», подняв руки, – товарищ командир, а что будет, когда ты в очередной раз облажаешься? Оставишь этот таймлайн, пойдёшь ломать следующий? Тебе не кажется, что это безответственно?

Она скрипит зубами и с размаху отвешивает мне пощёчину. Не больно, но обидно.

- Ты думаешь, что ты лучше меня, раз ничего не делаешь? Думаешь, раз ты сдался, ты имеешь право меня осуждать? Да как ты смеешь, ты… Ты…

Она беззвучно шевелит губами. Я не слышу и понимаю, что она говорит что-то очень обидное. Что-то, что могло бы пересечь черту, будь сказано вслух.

- Ты трус. И не имеешь права меня осуждать за то, что я пытаюсь бороться, – говорит она неожиданно спокойно.