Монотонная штамповка продолжается. В конечном итоге, это вопрос выносливости – я могу наделать больше слуг, чем ты сможешь сожрать, дорогая. Мне жаль тебя, но ты не уйдешь от своего счастья. Палка-палка-огуречик…

Я чувствую укол где-то в колене. Посмотрев вниз, я вижу маленьких синих солдатиков, робко тыкающих меня штыком. О, ты думаешь, ты можешь на меня наступить? Подумай еще раз. Сам разгребай свое эмоциональное дерьмо.

Я стащила у Виты мундирчик. Я его, конечно, не заслужила и не знаю, как его носить, зато теперь я тут главный медик. Уж я-то вылечу из тебя всё дерьмо. Терпи, сукин сын, атаманом станешь.

Что мне сделать с этими кусками синей массы, которые хотят нанести мне урон за другого человека? Я так давно не сражалась, что уже и забыла, как это. У меня нет на это времени. Хотя…

Мне в голову приходит мысль, как оптимизировать процесс. Синие человечки слепляются и перемешиваются в органическую кашу по мановению моей руки. Так. А теперь, давайте размажем их по бетонному полу тонким слоем, что бы получилась дорожка. Конечно, трёх мне не хватит, но еще десяток… Тогда, у меня получится длинный мясной ковер, прямо до моей беглянки. Так я смогу доставлять новых к ней мгновенно, посылая их по этому человекомосту. Жаль некому похвалить меня за изобретательность. Где он ходит, блин, небось опять девок своих в интернете смотрит. Всё приходится делать самой, как всегда.

Вопреки привычке, изгнать жалость не получается. Капли бьются о жестяное ведро, их стук отдается в мозгу. Запах кошачьей мочи, кажется, впитывается в твою кожу. У тебя перехватывает дыхание. Ты хочешь бежать отсюда и забрать товарища из этого жуткого места. И что с этим делать теперь? Чувствуя на себе взгляд Бати, ты подходишь к Вырастайке и, взяв его за локоть (ай), шепчешь:

- Слушай, я тут переехал, у меня квартира свободна, если хочешь, можешь у меня пожить.

Явно не понимающий твоей реакции Вырастайка удивлен и раздосадован, что его молельня не произвела на тебя впечатления. Неуверенно улыбаясь, он смотрит тебе в душу невинными голубыми глазами и молвит:

- Ну как же, я не могу папу бросить, я ему помогаю…

Ты материшь про себя его папу, который, подозрительно щурясь, начинает вставать и направляется в вашу сторону. Неужели ты не понимаешь, что из-за своего родителя ты и едешь крышей?

- Чё шепчетесь? Девичьи секреты? Папе знать не надо, да?

Вырастайка вздрагивает и начинает испуганно оправдываться:

- Да нет, пап, ничего интересного.

- Здесь я решаю, что интересно. А ты, – он показывает на тебя пальцем, – в школе учился?

Вопрос застает тебя врасплох. Да?.. Ты докладываешь, что учился и перечисляешь свои образования.

- Ишь ты, аспирантуру он кончал. Учёный дофига? А здороваться тебя в аспирантуре не научили, хамло?

Чёрт. Проклятые человеческие ритуалы. Разумеется, ты не имел цели его этим оскорбить – но как это объяснить? Колени начинают дрожать.

- Припёрся ко мне домой, руки не подал, с сыном моим секретничает, думаешь, раз тебя Политик любит, тебе всё можно?

Политик… Ты вспоминаешь дурку. Ах вот это всё о чём.

- Папа, не надо…

- Молчать! Пиздуй-ка ты из моего дома, сопляк. Не за тем я столько лет прожил, чтобы какой-то молокосос…

Дважды тебя просить не надо. Пытаясь не потерять равновесие, ты шустро пиздуешь из этого жуткого дома. Твой мозг очень остро реагирует на ссоры – вкачивает в тебя адреналин, как будто за тобой гонится стая тигров. Похватав вещи, ты вываливаешься из квартиры, собираясь одеться уже в подъезде. Расстроенный Вырастайка машет тебе из комнаты и говорит:

- Я тебе позвоню!

Мост остался позади. Я ползу через разрушенные монументы и доску почета. Кто на ней изображен? Реальным ли людям поставлены эти памятники? Хорошо ли это, если тебе поставили памятник в чужой голове? Кто ты тогда, герой труда сознательной индустрии? Перевыполнитель плана по мышлению?

Они затихли. Я бы сказала, сорвали голос, но у них нет голосовых связок. Кажется, их стало одолевать отчаяние. Воцарилась тишина, которую нарушаю только я. Тихо, убаюкивающе, я шепчу им, что люблю их и что всё будет хорошо. Они мне не верят. Не могу их винить, но их хотя бы есть кому поддержать.

Ты идешь через кварталы.

Никого вокруг и твой телефон разряжен.

Краем глаза ты замечаешь его.

Человек в черном….

Вдох-выдох. Медитация для лентяев. Повторяй минут пять – и тебе станет легче. Что, не стало? Значит, проблема в тебе. Надо признать, медитация сильно помогает – учишься останавливать свой мыслепоток, позволяет не срываться в пике, как раньше. Но мне она служит подспорьем для переговоров.

Есть такая простая техника – лестница. Я представляю, как оказываюсь перед закрытой дверью. Я открываю её, и передо мной длинный спуск – ступенек двадцать. Я представляю, как спускаюсь, ступенька за ступенькой, ноги рефлекторно подёргиваются, пытаясь ступать по воображаемому бетону.

Я слишком много времени провел в одиночестве. Человек -социальное существо, и он не должен так существовать. Особенно в детстве. Социальные контакты, с которыми я сталкивался, были в основном отрицательными. Многие годы компьютер был моим единственным другом. Даже сейчас я общаюсь с этой металлической коробкой больше, чем с кем бы то ни было. Игры и музыка держали меня в живых. Где-то читал, что мозг воспринимает песни как суррогат общения. Так я и «общался» годами – слушая голоса в наушниках. Мелодичный женский голос годы напевал мне на разные тона, что всё будет хорошо. В какой-то момент я ей даже поверил.

Мне не позволено любить себя или чувствовать положительные эмоции или те, которые я считаю слабостью. Поэтому, это приходится делать ей. Со временем она стала воплощать те черты, на которые я не имею права. Потом она начала мне сниться. Мы разговаривали, и она пыталась вытащить меня из того болота, в которое я скатывался. Я не придавал этому значения – мало ли, что может присниться. Лет в 18 я начал с ней разговаривать наяву – не всерьёз, просто когда ты постоянно двигаешь мысленные монологи, приятнее представлять, что у тебя есть слушатель. Она воплощает то, что нельзя – импульсивность. Эмоциональность. Истеричность. Жалость. Нежность Те черты, которые в моем представлении, нужно было отбросить, чтобы уцелеть. Мне пришлось пережить психоз, чтобы я смог говорить с ней наяву. Правда после того, как я сошел с ума, оказалось, что нас шестеро. Но говорим только мы с ней. Остальные не особо разговорчивые – по разным причинам.

Я дохожу до двери и пытаюсь сосредоточится. Каждый раз комната выглядит по-разному – в зависимости от того, что сейчас на уме у подсознания. Лишь несколько вещей неизменны – комната всегда белая. Я не придумываю её – я просто открываю дверь, и белая комната встречает меня разной мебелью и декором – как ей захочется. Иногда мне кажется, что она отдельный персонаж. Я никогда у неё не спрашивал – что я, совсем псих, разговаривать с комнатой?

Я сажусь за стол, напротив неё – мы всегда так сидим. Она улыбается и протягивает мне фотоаппарат. Меня передёргивает – не самые приятные воспоминания связывают меня с этой вещью.

- Мы всё еще живы, в этом «вставьтедату» году! Как насчет группового фото? Как в старые времена?

Я пожимаю плечами. Терпеть не могу фотографироваться. Но желание дамы закон.

- Скажите «сыр»! Кто опять моргнул? Вот дерьмо, пиксель в объектив попал. Ну ладно и так сойдёт.

Я никогда не бываю один. Так мне нравится больше.