←59/171→

Проходит несколько дней.

Утро начинается с разодранной ноги. Кажется, еще немного и ты прочешешь ее до кости. Ты компульсивно чешешься во сне, когда просыпаешься, и в целом при любом удобном случае. Оторвавшись от этого занятия, ты замечаешь, что твое восприятие изменилось. Все кажется более ярким, будто в настройках графики кто-то выкрутил контрастность. Ты сжимаешь голову ладонями. Кажется, будто в твоих мозгах что-то копошится. Ощущение нереальности происходящего нарастает. Ты делаешь проверку. Нет, это не сон. Внезапно ты осознаешь, что больше не чувствуешь тревоги – тебе становятся интересны лица людей, их эмоции. Впервые за многие годы ты не чувствуешь страх. Ты делаешь проверку еще раз. Ты ли это? Ты осознаешь, что не можешь вспомнить, как вообще оказался в дурке. Что было вчера? Когда ты успел познакомиться с этими людьми?

Ты встаешь с кровати и проходишь по комнате, таращась в пространство. Все еще спят. Реальность, кажется, намного ярче, ты чувствуешь себя более осознанным. Будто снялся с автопилота. Некоторое время ты нарезаешь круги по палате. Впервые ты чувствуешь удовольствие, от того, что живешь. Даже просто стоять и смотреть в никуда – доставляет радость. Пока ты стоишь, просыпаются два торча, и начинают доставать из-под матраса таблетки. Ты подходишь, прерывая их перешептывания, протягиваешь руку, здороваешься, спрашиваешь, как прошла их ночь. Они предлагают меняться – таблетки на сигареты. Обучают тебя новому скиллу – таблетки можно прятать за щеку, чтобы, когда открываешь рот, не видели. Если накопить их достаточно, можно заторчать. Оно тебе не надо, тебе и так хорошо. Просыпается Вырастайка. Ты показываешь ему пачку Беломора с Трило, которую вчера обменял на звонок по телефону. Он на радостях тебя обнимает, и ты не чувствуешь привычного разряда тока, прошивающего тело от прикосновения. Ты снова делаешь проверку. Политик бредит во сне и прерываясь на храп, декларирует:

- Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань; число их как песок морской…

Ага. Вот о каком едином царе говорил старик. Что ж, теперь ты начинаешь что-то понимать.

От скуки, ты садишься рядом с Пророком. Как и во всякое смутное время, сейчас много пророков. ХХ век был трудным для православной церкви, и под ударами судьбы она дробилась на конфессии, что привело после распада Союза к хаосу в головах прихожан. Насколько ты мог понять из проповедей, Пророк относил себя к Марианам, как Винт, а если точнее, к нео-скопцам в рамках марианского культа. Они практиковали членовредительство и были презираемы всеми остальными христианскими конфессиями, но здесь его некому было осудить.

- Имеющий уши да услышит! Отринь плоть, ибо она греховна и соединись в вечном блаженстве с нашей Матерью, отдавшей нам на растерзание своего сына…

У тебя есть уши, а также прорва времени, так что ты садишься послушать. Не сказать, что в его проповеди есть для тебя что-то принципиально новое – на закате Союза Марианство было полугосударственным культом, и ты натыкался на его положения много раз. Разве что без таких резких акцентов на отсечении греховной плоти. Красочные описания посмертных страданий в адских котлах пробуждают у тебя сильное желание закурить, так что, устрашившись, ты шлепаешь в сортир. Там ты здороваешься с мужиками, достаешь из пачки с Трило сижку и слушаешь охуенные истории о том, как мужика на судне раздавило при погрузке упавшим контейнером с контрабандными магнитофонами. Жизнь идет своим чередом. Через некоторое время ты слышишь, как добровольцев зовут на арт-терапию. Почему бы и нет?

Когда ты выходишь в коридор, в тебя врезается пускающий слюни клеевичок. Ты наотмашь бьешь его ладонью по щщам, отчего он оседает на пол. И тебе становится страшно.

Что с тобой происходит? Ты никогда не бил людей. Потрясенный,ты смотришь на свою руку. Пять пальцев. Это не сон. Ты же даже говорить с ними боялся. Неужели эти таблетки настолько тебя изменили? Ты присаживаешься рядом с пацаном на колени.

- Бля, извини, сильно уебал?

- Мама? – он смотрит на тебя туманным взглядом и шмыгает носом.

- Я не твоя мама. Дай руку.

Ты поднимаешь мальчишку, и тот, дернувшись, начинает идти в стену и впечатывается в нее лбом. Похоже, дальше он справится без твоей помощи. Обеспокоенный, ты отправляешься в столовку, рассматривая свою руку. Это действительно не сон.

В столовой тётя-психолог усаживает вас за парты и объявляет,что сегодня у вас задание на свободные ассоциации. Еще бы ты умел рисовать. Некоторое время ты таращишься на пустой листок. Что можно нарисовать, точно не облажавшись? В задумчивости, ты выводишь квадрат. Так, это что-то. Сидящий напротив Политик рисует герб Союза. Ох уж эта политика. Ты расчерчиваешь квадрат, рисуя координатную сетку. Политические координаты, ха? Вот бы у тебя была такая схема, чтобы расчертить на ней свою психику. Ты оглядываешь собравшихся поехавших. Что на ней должно быть? Очевидно, жизнь и смерть. Когда ребенок рождается, он его инстинкт самосохранения заставляет дышать. Стремление жить и стремление убивать и умирать. Виталити и Мортидо. Белый и черный. Ободренный этими рассуждениями, ты зарисовываешь верх и низ квадрата, орудуя цветными мелками. А что еще там должно быть? Задумчиво постукивая мелком, ты оглядываешься и видишь, как Луна выводит на бумаге фотоаппарат. Хм. Стоит нам подрасти, общество начинает раскладывать нас по корзинкам. Мальчикам синее, девочкам розовое. Ты вспоминаешь Юнга. У каждого в голове есть собирательный образ своего и чужого пола. Как это называется?.. Анима, точно. Хммммм.

Взяв еще мелков, ты расчерчиваешь горизонтальные грани квадрата. Значит, я синий. А она красная. Или розовая – достаточно близко. А что же в центре? Повертев в руках пачку Беломора, ты вспоминаешь. Ну конечно же. Та самая. Абсолютная истина. Восприятие, лишенное страха смерти и навязанных обществом шаблонов.

Ты замечаешь, что Луна перестала рисовать и рассматривает твой рисунок у тебя из-за плеча.

- А что это?

- Это… М… Психические координаты. Вот смотри, я здесь, – ты тыкаешь куда-то между синим и черным. Ты мальчик и воспринимаешь это очень серьезно. Но с твоими саморазрушительными тенденциями в белую грань ты не попадаешь.

- Любопытно. Я бы посмотрела что-нибудь про ребят,находящихся в крайних точках твоей схемы. Интересно, какими бы они были людьми.

Действительно. Снять бы про это фильм, или написать книгу…

- Я вот делаю искусство – говорит она очень серьезно – я снимаю людей, пока они заняты своими делами, а потом делаю из фотографий коллаж, чтобы получилось коллективное лицо нашего города. Тебе тоже стоит попробовать, это помогает упорядочить хаос в голове.

Искусство? Хм. Ты никогда не считал себя особенно творческим человеком. Скомкав листок, ты метко закидываешь его в урну. Возможно, однажды.