←51/171→

Всем на тебя похуй. Это радует. Никто не подходит, не требует представляться, не протягивает конечности для ритуального пожимания. Несколько часов ты валяешься на кровати, изо всех сил притворяясь, что спишь. Тебе это удается, но вскоре скука пересиливает страх.
Ты садишься на кровать. Пациенты разбились по двое и ведут неторопливые беседы. Кто-то читает. Два парня, воровато озираясь, пересчитывают припрятанные таблетки. Несколько малолеток сгрудились в кучку и ставят друг другу щелбаны. К зазевавшемуся пациенту сзади подкрадывается беззвучный дед и лижет его в шею, за что получает в лицо с разворота. Похоже, теперь это твое общество.

Помявшись несколько часов, ты решаешься пойти подоставать медсестер вопросами о том, как жить, чтобы лучше вписаться в общество. Но с этим есть несколько проблем:

1.      1. Ты мало разговариваешь с людьми, поэтому твои социальные скиллы оставляют желать. Ты практически не запоминаешь лица собеседников, не помнишь их имен, а из-за перекрывающей сознание тревоги тебе трудно поддерживать долгий разговор. Если собеседников больше одного, ты автоматически замолкаешь – твой мозг перегревается и тебе проще молчать и слушать, чем вклиниваться в разговор.

2.      2. Тебе сложно ходить, когда рядом люди. Это может показаться пустяковым заебом, но он отнимает у тебя кучу сил. Когда тебе надо идти рядом с человеком, твой мозг лихорадочно рассчитывает, на каком расстоянии идти, как строить траекторию движения, как не врезаться во встречных, сколько сантиметров от твоей правой руки до собеседника и как бы его не задеть при ходьбе, а то твое личное пространство заплачет. Маневрировать в потоке людей - сущая пытка, когда ты идешь в компании больше одного человека, ты всегда плетешься сзади, чтобы обойтись без этих утомительных вычислений.

3.      3. Ты не распознаешь невербальные сигналы собеседника. Общение между людьми – это больше, чем просто кидаться друг в друга кусками текста. В этом участвует мимика, движения, интонации и прочее. Ты в это не можешь. Просто подходишь к человеку и видишь пузырь с текстом, который он говорит, над его головой. Подобное «общение» довольно машинально и безэмоционально, как и ты сам. Если добавить сюда твою уверенность в том, что люди ненавидят тебя по умолчанию, то становится понятно, что даже позитивная реакция собеседника на общение с тобой тебя не подкрепляет. Ты просто подходишь, задаешь вопрос «как мне сделать Х?», получаешь абзац текста и уходишь. Есть всего несколько человек, с которыми ты общаешься вне этой схемы, но с остальными ты стремишься минимизировать контакт.

Перечислив свои заебы, ты понимаешь, что заключение здесь будет мучительным, если ты не привыкешь и не начнешь заводить знакомства. Хрустнув зубами и стиснув кулаки, ты начинаешь, вздрагивая от получаемого урона, протискиваться между сопящими стариками.

Ты ходишь между «заключенными», мучительно рассчитывая каждый шаг. Любое неверное движение во время хождения по этому минному полю принесет тебе залп тревожности в лицо. Не дай Бог задеть кого-то рукой или ногой. От прикосновения к другим людям ты как будто получаешь удар электричеством, и у тебя спирает дыхание. Несколько гоповатого вида юношей приперли к стенке деда и выбивают из него сигареты. Мальчик с затуманенными от клея глазами расчесывает себе руку до крови. На полу сидит девушка с затравленным взглядом, сжимающая в руках клок волос, и отворачивается от орущей на нее санитарки. «Ты чё молчишь, думаешь, умный самый? Я тебе, блять, помолчу!».  Ты можешь ее понять – тебе бы тоже не хотелось общаться в такой обстановке.

Ты находишь двух медсестер, курящих возле сестринской. Подойдя,ты останавливаешься и начинаешь тупить рядом. Прерывать чужой разговор невозможно, а значит, придется стоять рядом, пока на тебя не соизволят обратить внимание.

- Ты слышала, на Митасова начали бананы продавать, говорят, из фронтовой полосы привезли, представляешь, они красные!

- Ужас какой. Проклятые манзы нас отравить хотят… А тебе что нужно?

Тебя наконец-то заметили. Оценивающе тебя рассмотрев, одна сестра поворачивается к другой, и что-то шепчет ей на ухо, после чего обе смеются. Ааааай. Это было больно. Ты лихорадочно приглаживаешь волосы и поправляешь тельняшку.

- Можете мне объяснить… Ну там… Распорядок?

Затянувшись сигаретой, медсестра объясняет тебе устройство твоего бытия отныне. Вставать в 7, ложиться в 22 и лежать тихо, а то дадут пизды. Таблетки не пропускать и не прятать, а то дадут пизды. За хорошее поведение – вечерний телевизор и кипяток из сестринской. За мытье пола и прочую черновую работу – сигареты. Ты читал, что во многих замкнутых сообществах – у военнопленных, в тюрьмах, и т.д. – сигареты идут вместо валюты. Значит, тебе нужно добыть сигарет. Схема выживания кажется тебе довольно простой. Переваривая полученные знания, ты возвращаешься в палату. Седой старик отчитывает твоего соседа по койке, здоровенного детину около тридцати лет:

- Что же люди скажут, когда узнают, что ты с этой дрянью таскаисся, взрослый лоб, тыжмужик? – ты замечаешь, что «лоб» сжимает в руках плюшевую игрушку в виде какой-то членистоногой твари.

Через койку два мужика заговорщики обсуждают зловещий план.Ты прислушиваешься:

-…и тогда, мы придем ночью к его дому и зароем нашего мертвого щеночка по периметру, по частям, чтобы получилась пентаграмма. На вершине – голова. Тогда, ты будешь стоять на стрёме, а я прочитаю заклинание – и готово! Он сгинет.

- Спасибо, братка, что бы я без тебя делал, вот выйдем только… А какое заклинание?

«Маг» откашливается и громко, грозно декларирует:

- Lingua latina non penis canina est!

Его собеседник сжимается в священном трепете и испуганно оглядываясь, опасаясь, что чары возымеют силу сейчас же. От подслушивания тебя отвлекает прилетевший из ниоткуда подзатыльник. Ты сжимаешься, руки начинают дрожать – и поворачиваешься. Перед тобой стоят давешние гопники, один из которых угрожающе склонился над тобой.

- Чё, новенький, да? Кто по жизни, ёпта?

Ох эти интонации. Годы унижений проносятся перед тобой флешбеком. Успокойся. Ты взрослый мужик. Нельзя давать слабину, а то сожрут. Сглотнув комок, ты говоришь, стараясь держаться уверенно, первое, что придет в голову:

- Я это… Учитель короче.

Учителем ты работал три месяца годы назад и ушел, не выдержав социальной жизни. Ты не знаешь, почему именно это определение «себя» тебе пришло на ум.

- Хы, учитель… - альфач подвисает на несколько секунд, после чего выдает: «Слушайся училку в школе, чтоб прожить всю жизнь на воле!» – после чего, довольно прогогоча, уходит со своей свитой. Ты остаешься наедине, пытаясь отдышаться и смахивая пот со лба. Кажется, ты прошел проверку, и тебе разрешили здесь существовать. Также, ты обзавелся кличкой, от которой не отмоешься весь месяц. Теперь ты официально Училка, смирись.