←139/171→

Я их убила. Я действительно убила их всех. Разумеется, ради их блага, но… Я никогда не убивала раньше сама. Я могу попросить своих слуг – но сама я не марала руки. Оказывается, это огромная разница. Я должна бы чувствовать себя разбитой, виноватой, но я чувствую… Свободу. Будто, нарушив это самое главное правило, мне уже всё можно. К чему терзать себя виной, если ты уже проклят? Я боюсь себе в этом признаться – но мне это даже понравилось. Я столько лет носилась с каждой из этих душ – а теперь могу щелчком пальца уничтожить десятки. Но почему мне это понравилось? Потому что я чувствую власть? Потому что я не несу ни за кого ответственности, кроме себя? Или потому что я ломаю тот образ, которому должна была, по её мнению, соответствовать? Всего понемногу. Мне не стоит строить свою жизнь вокруг того, чтобы ей досадить. Теперь важно только то, чего Я хочу. Я уже пересекла Мост, и мне нет дороги назад. Интересно, если я умру, что со мной станет? Я не вернусь в Церковь, потому что у меня уже нет дома. У меня нет локаций, которые я контролирую – значит, я ограничена очень малым количеством маны. У меня нет больше свиты и подчиненных. Я одновременно абсолютно свободна и почти бессильна.

Я замечаю одиноко курящего синего солдатика. Раньше я бы постаралась его обойти или приказать другим убить его быстро, чтобы не мучался – но теперь, что меня ограничивает? С чего, собственно, я должна сдерживаться? Иди сюда, родной, я хочу играть.

Он замечает меня, выкидывает бычок, достаёт винтовку… Как вы мне надоели. Мужланы с оружием, которые делают тебе больно. А ты слишком тупой, чтобы понять боль, и я убиваю тебя быстро. Что если я… Почему нет, опять же?

Я кидаю в него маленький шарик намерения. Вращающаяся синяя сфера ударяет его в лоб до того, как он спускает курок. Его взгляд расфокусируется, у него появляется это характерное выражение недоумения. Где это я? Что я делал только что? Кто я?

Пришло время поквитаться. Я соединяю два указательных пальца и мееедленно развожу их в стороны, представляя получаемый результат. Глаза солдата начинают увеличиваться в размерах, он издаёт тихий хрип, а его тело начинает разрывать пополам. Я чувствую себя ребенком, который поймал жука. Что если я оторву тебе крылышки? Я сдираю с него одежду. А потом лапки? Кожа мешком падает на пол. А теперь, я хочу знать, что у тебя внутри…

Моё намерение поддерживает в нём жизнь. Ты же не думаешь,что я дам тебе просто так умереть? Я чувствую… Восторг. Удовлетворение. Я хотела делать это всё эти годы, но сдерживалась. Думала, что, если я дам бить себя, вместо других, я буду лучшим человеком. Что в конце концов, меня наградят. Как же я ошибалась. Глаз солдата безумно вращается. Ха-ха, у тебя нет голосовых связок, чтобы кричать. Я выдираю шестерню с его лица. Вот, перед нами начинка среднего солдата синих. Я чувствую его панику, его страх, его боль. Наконец-то это не мой страх. Наконец-то кто-то другой будет страдать вместо меня. Если нас всех ждёт одинаковый ужасный конец – почему именно я должна платить по счетам? Как же вы меня бесите, синие куски дерьма. Что если я размотаю тебя от дома до дома? Растягиваются мышцы и сухожилия, я слышу скрип… и моя мана заканчивается. Груда мяса оседает на пол. Дерьмо, я же только начала. Ну, он же что-то охранял? Значит, если я захвачу эту локацию (а она явно дерьмовая, раз её охранял всего один постовой), я смогу восстановить ману. Что тут у нас…

Дом разбитых зеркал. Я была здесь очень давно, в детстве –это самая граница с царством черных. Раньше они были целыми. Какая разница. Я подхожу и пинаю груду стекла. Солнце отражается в осколках. Что если я найду целое? Могу ли я через целое попасть сразу к своему суженному? Ведь если я вступлю в его земли, я тут же задохнусь, и у меня нет маны с этим бороться. Обычно эти зеркала матовые и ничего не отражают – служат местом наблюдения для Него. Но если их разбить – начинаешь видеть в них себя.

Я копаюсь в грудах битого стекла. Оно рассекает руки – но мне плевать. Когда эта оболочка истреплется – я просто найду новую. Мне бы всего лишь целый кусочек… Тщетно. Всё побито. Я в расстройстве пинаю очередной осколок. Теперь, когда они разбиты, с них нет толку – всё, что я могу увидеть в них – это себя. Себя – потому что я трещина на зеркале. На зеркале, которое Стас. Оно раскололось в нашем детстве, и я отделилась, и Дом Зеркал стал складом осколков. Зеркало матовое для меня, потому что меня не увидишь в целом зеркале – я же трещина. Но значит, для кого-то оно отражает, для кого? Я чувствую нарастающую панику. За мной следят. Кого может отражать зеркало в подсознании чужого человека? Я резко поворачиваюсь, вскидывая винтовку. Я прикидываю, где та точка, в которой отражался бы смотрящий. Я стреляю – не попаду, но он будет знать, что я его видела.