Непотребное, но ёмкое слово "потаскуха" в профессиональной среде означало не женщину лёгкого поведения и, возможно, нелёгкой судьбы, а транспортировку пострадавших по более-менее пересечённым местностям усилиями личного состава без поддержки технических средств в виде винтокрылой машинки всеобщего счастья или как минимум вездехода.

Увы и ах, авиацию нам всегда выделяли неохотно, а зачастую её использование было невозможно по объективным причинам. Во втором случае было менее обидно, но более тяжело, потому что объективные причины, по которым использование авиации было невозможным, означали обложной дождь, снежный буран, неприспособленный для выживания разумных видов рельеф или ещё какую-нибудь локальную преисподнюю. 

И тогда да — руками, ногами, по пояс в грязи или снегу, по обледенелым камням и лавиноопасным склонам, матерясь и проклиная всё на свете, отрезками порой по десять, по пять метров, пуча глаза, теряя сознание, не понимая, как вообще такое возможно... Мы ходили под нависающими сераками, не зная, на каком шагу наша безумная храбрость окончится ледовым обвалом, лезли без страховки по отвесной скале, каким-то акробатическим трюком передавая другу другу носилки (последнее было достойно отдельной баллады, воспевающей нашу, пожалуй, всё-таки тупость), или просто по размокшим горным дорогам, выполняя обычную рутину пехоты МЧС. 

В поисковой части всё-таки было больше изящества: она предполагала работу не только ногами, но хотя бы частично головой. Транспортировочная сводила нас до уровня ездовых академиков. И тем не менее, это было важной задачей, и, как правило, мы с ней справлялись с честью.

ВК: https://vk.com/spascoma

Бусти: https://boosty.to/kotalmaty

Патреон: https://www.patreon.com/kotalmaty

Телеграм: https://t.me/spascoma

Первые спасательные отряды создавались в девяностые годы на базе различных КСС, КСП и других профсоюзных организаций, а зачастую просто на ровном месте. Управляющие конторы (МЧС, КЧС, АЧС) пристраивались уже к ним, а не наоборот. Поэтому структура телефонных вызовов у нас была достаточно сумбурной, если не сказать хуже. 

Поначалу в отряде даже не было своей диспетчерской службы, и "на тумбочке" сидел кто-нибудь из подразделения: заполнял журнал, отвечал на звонки и вёл радиопереговоры. Телефон был раритетный, чёрный, без диска. А вот кнопка тревоги выглядела как самый обычный выключатель и располагалась рядом с точно таким же выключателем света. Когда дежурный вставал ночью по какой-нибудь нужде, вместе с ним могло легко встать и всё подразделение. 

Потом отдельная служба всё-таки появилась, но структура вызовов осталась прежней. Нас могли вызвать ОД от ОблЧС, ГорЧС, а чуть позднее — и от Единой Диспетчерской Службы города, очередной попытки упорядочить хаос. Мы принимали вызовы и от обычных граждан. Наш телефон не особо афишировался. Однако нуждающиеся узнавали его всё равно — даже в те годы, когда основным средством связи были обычные городские телефоны. Как? Лично для меня загадка.

Времена "тумбочки", конечно, остались особым пластом в истории отряда, породив целый ряд специфических анекдотов. 

С каждым годом правил становилось всё больше, правила становились всё строже, а отчётность росла в геометрической прогрессии. Наш старый оперативный журнал разделился на несколько частей, и из него исчезли помарки, странные цитаты и рисунки на полях. То есть всё потихоньку стало как у людей. Но те былые времена вольницы ещё живы в моей памяти. Времена, когда с людьми было проще, а с работой мы справлялись лучше.

Так как этих персонажей часто путают, на всякий случай проясню: на первых панелях Командир говорит с оперативным дежурным, а на четвёртой — с Дикой.

Всем Бобра — и до следующего выпуска! Голосовать не забываем, а то мы что-то просели в рейтинге. )))